Я засмеялась, легонько пнула его пяткой. Толик, тем не менее, держался крайне достойно. Не в последнюю очередь, наверное, из-за наличия зеркала заднего вида, в которое папа периодически посматривал.
На мне было красивое, длинное платье, и я подвела глаза, и накрасила губы, и даже мазнула щеки румянами. Я тешилась мыслью, что меня не узнают без моего вечного красного спортивного костюма да еще и с макияжем.
Светку я дожидалась в машине, вместе с родителями. Когда Толик вывел ее, я ахнула и припала к стеклу, больно ткнувшись в него носом.
На ней тоже было платье — золотистое платье в пол, великоватое, конечно, но оттого казалось волшебным, фейным. На голову Светка повязала легкий алый платок, повязала красиво, так, что и не сказать, будто под ним нет волос.
Светка нарисовала себе тонкие, неожиданно хорошо выглядевшие брови, тронула бледные губы красной помадой, придав им сочности и цвета.
Когда она села в машину, я почувствовала приятный, легкий, совершенно летний аромат, исходивший от нее. Светка казалась волшебной королевой, в ней было что-то сказочное, фантазийное. И очень царственное.
— Ты такая красивая, — выдохнула я. — Невероятно.
Я тут же испугалась, что Светка подумает будто я, молодая и здоровая, говорю это неискренне, но Светка все поняла правильно, улыбнулась легко и незаметно.
— Спасибо, Рита.
Толик что-то зашептал ей на ухо, засмеялся, усаживая ее рядом со мной.
Да уж, подумала я, моя соперница за сердце сорокалетнего бывшего зэка не какая-нибудь там стерва, а вполне себе раковая больная. Жизнь, в конечном счете, не любовный роман.
Хотя я читала только "Цветы на чердаке", и там все тоже было не очень просто.
— А это мои родители, — сказала я. — Мама, это — Света, Света — это моя мама, Алевтина Михайловна, а это папа — Виктор Николаевич.
— Очень приятно познакомиться, Светлана, — сказал папа. — Вы сегодня звезда.
А мама обернулась к ней и зачастила:
— Наконец-то я тебя увидела! Надеюсь, тебе все понравится! Я так старалась!
— Какая ты, Алечка, непосредственная, — сказал Толик. Светка положила голову ему на плечо.
— А ты что не приоделся?
— Хочу чувствовать себя в своей тарелке. Да я во всем одинаково выгляжу, так что и стараться без мазы.
— Там очень красиво, — говорила мама. — Сейчас все увидишь.
Мы неслись по мокрому асфальту, проложенному между двумя вечностями, разделявшему красно-золотой, нерушимый лес.
Я вдруг подумала, что Светка тоже осенняя, алая и золотая. И это, наверное, так и задумывалось. Как художественное решение.
Светка была веселая, но тихая, как и всегда, на этот раз будто бы и не от слабости, а от страха, что на самом деле все это происходит не с ней.