— Мама, а кто такой Толя Тубло?
— Толик Тубик, — сказала мама.
Это все, конечно, прояснило.
— Ага, — сказала я. — Он.
Мама задумалась, будто я спросила у нее о сексе или, например, о наркотиках. Она сказала:
— Старый друг семьи.
— Он, вроде как, из тюрьмы вернулся.
— Да, — сказала мама. — Вроде как. Слушай, малыш, а где сигареты?
— Я не брала, — ответила я. И солгала. Мамины сигареты были у меня в комнате, в ящике стола, закрывающемся на ключ. Мама безуспешно искала их, затем вытряхнула содержимое сумочки прямо на пол, встала на колени и принялась перебирать вещички. Дядя Коля спросил, помочь ли ей, но мама только покачала головой.
— Нет сигарет! — сказала она, всплеснув руками, посмотрела на меня снизу вверх, как маленькая девочка, и добавила:
— Толик десять с половиной лет провел в тюрьме. Вышел, вот. Вроде бы полный срок отсидел. Но подробностей я сама пока не знаю. Коля, у тебя нет сигарет? Я сейчас с ума сойду.
— Не курю, Алевтина Михайловна.
— Правильно, — сказала мама. — Для здоровья это очень вредно. Так вот, Рита, после Жорика, папа ненадолго отправил меня из Москвы, как раз вместе с дядей Толей. И вообще я его хорошо знала. Мы познакомились, когда, — мама потрясла перед своим носом брелком с динозавром. — Когда мы познакомились с твоим папой, в тот же день. Можно сказать, что мы друзья!
Тут она подняла вверх палец.
— Вспомнила, где еще пачка.
Мама ушла в гостиную, а я осталась стоять в коридоре, глядя на высокий потолок.
Дядя Коля сказал:
— Да уж.
Я сказала:
— Это точно.
И поскользила по паркету к лестнице, оставляя охранника дядю Колю наедине с абсурдностью этой невероятной жизни.
В своей комнате я открыла ящик стола, достала мамины ментоловые "Лаки Страйк" и свою зажигалку с анимешной девочкой, длинноволосой, изумленной блондинкой, открыла окно и высунулась так, что капли дождя то и дело падали мне на ресницы.
Я закурила. Тайком я воровала сигареты лет, наверное, с четырнадцати. Мне нравилось ощущать себя взрослой, смотреть на тусклое отражение в оконном стекле, затягиваться и выпускать дым, наблюдая за собой. Курение было для меня видом самолюбования.
Но тогда, может, впервые я закурила потому, что нервничала, даже не взглянула на себя, глубоко и быстро затянулась, выпустила дым в туманный, дрожащий воздух.
Наверное, я все-таки немножко драматизировала. Я имею в виду, мне свойственно театрально заламывать руки и накручивать себя, как нитку на спицу до тех пор, пока сердце не начнет рваться. Это я люблю, честное слово. Я — истеричная девочка.
На самом деле, если рассуждать рационально, разве я не догадывалась ни о чем и никогда?