Ни кола ни двора (Беляева) - страница 31

— Так не бывает, — сказал я.

— А ты докажи, что так не бывает! — ответил он, прижимая новую сигарету к почти догоревшей.

— Докажу, — сказала я. — В интернет сходите. Вы там вообще были?

— Ну, — сказал он. — Это же почта, все дела. Бывал, конечно. Но мне там не понравилось.

Тогда я спросила:

— Можно я с вами посижу? Вы не против?

— Не, о чем базар? — сказал Толик, улыбнувшись широко и ярко, сверкнув зубами. — Садись.

Я села рядом и поняла, что не знаю, о чем с ним говорить.

— А вы чифир любите?

— Не.

Я задумчиво кивнула.

— Понятно.

Он вдруг опять улыбнулся мне, теплее, радостнее.

— Да ты расслабься. Я тут первое время покантуюсь, потом дальше махну.

— Куда?

— А, — он махнул рукой. — Страна большая.

Руки у Толика были красивые, крепкие запястья, туго обтянутые кожей, так что каждую косточку видно, выступающие вены, ярко-ярко синие, но удивительной красоты, сильные, мужественные, длинные пальцы. На удивление, руки у него были чистые, почти без наколок — только один единственный крест между большим и указательным пальцем. Крест с косой перекладиной, как на могилке.

Я сказала:

— А мой папа?

— Мировой мужик!

— Я имею в виду, вы с ним были в одной…

Я долго подбирала слово, пока Толик сам не сказал:

— Бригаде.

— И чем вы занимались?

Он покачал головой.

— Тем-сем. Пятым-десятым. Было — прошло. Ты лучше гляди.

Он указал куда-то наверх, к солнцу.

— Что?

— Там Бог сидит.

Наверное, я как-то по-особому на него посмотрела, потому что Толик поднял руки.

— Думаешь, совсем поехал? Не вижу я там Бога никакого. Это у меня так бабка говорила. Что облако сияет, значит там Бог сидит на нем. Как бы трон его.

У его сердца я сумела рассмотреть надпись, перехваченную лямкой майки-алкоголички — "не доводи до греха". Я снова глянула на его красивые руки, представила, как он трогает меня под ночной рубашкой. Наверное, это должно было быть приятно. Во всяком случае, мысль была интересная, хотелось ее додумать.

Толик сказал:

— Ты такая грустная, хочу тебе помочь.

Звучало почти как оскорбление. Он был больной и убогий, и мне хотел помочь, надо же. Толик подался вперед, уперся ладонями в ступень, высоко вздернув плечи, и глотнул воздуха, словно только что вырвался из-под толщи воды.

Я заметила, что губы у него очень бледные, почти синюшные.

— Почему вы думаете, что мне нужна помощь? — спросила я.

Он дернул одним плечом.

— Я так чувствую. Ну, это ж и понятно. Ты у них солнышко, дочечка, после Жорика-то. У них за тебя всю жизнь поджилки трястись будут. Но это ж не повод тебя тут хоронить. Ты че, на дискотеку-то ходишь?

— Нет.

— А в библиотеку?