Тут даже я засмеялась.
— У него ранение осколочное было, в голову. Речь очень исказилась, странно говорил, думали, тупой, на работу не брали никуда.
— А что с ним случилось? — спросила я. Коля Алликмяэ был светловолосый почти до белизны, немножко картинно, по-европейски красивый, хорошо сложенный юноша.
— Застрелился. Ну, это ожидаемо было. Депрессивный был мужик.
— А это кто?
— Это Костя Русый. Он в милиции работал, его куда-то там послали, не то в Сумгаит, в Ош. Нет, Ош позже был. В Сумгаит, наверное. У него там девочка была, ее убили. Он нашел, кто, и разобрался по-своему. Пришел сдаваться, ему там посочувствовали, задним числом уволили, ну и все, прикрыли, короче. Понятно, что идти особо некуда было. Да всем нам.
Костя Русый был парень с ожесточенным, злым лицом, совсем не очаровательный, даже в юности. Я смотрела на молодые, почти мальчишеские лица. Обычные русские ребята, все светловолосые, кроме моего рыжего папы. Переодеть бы их в военную форму, состарить фото, и получилось бы очень трогательно — фронтовые друзья.
— А с ним что?
— Да что ему сделается? В Москве живет сейчас. У него дочка взрослая, старше тебя.
Папа вдруг быстро, как бы украдкой спрятал фотографию под стопку.
— О, а вот и мама. Смотри, это наша с ней первая фотка.
Мама с двумя хвостиками в желтых леггинсах смеялась, а папа держал ее на руках. Судя по всему, он болтала ногами в момент, когда фотограф их запечатлел, одна ее затянутая в солнечный желтый ножка превратилась в цветовое пятно.
— Толик фоткал.
Еще пару часов я рассматривала с папой фотографии, большинство людей на которых были уже мертвы или очень-очень далеко.
Как и во всех старых фотографиях, в этих была трагедия уже сбывшейся судьбы. Исполненного приговора.
Папа иногда на фотографии даже не глядел, тыкал пальцем почти наугад, называл имена.
Я хотела обсудить все это с Толиком, но дома его не оказалось.
На следующий день он тоже не вернулся. И еще через день. На одной из утренних пробежек я спросила у папы, где Толик, неужели он выгнал его из-за меня. Папа пожал плечами.
— Толик гуляет, где ему вздумается, и сам по себе.
На четвертый день Толик явился, но я тогда уже крепко спала, затем он снова исчез. Я подумала, что он избегает меня и решила, что, в таком случае, не буду искать с ним встречи. Так прошло две недели, Толик появлялся и пропадал, а я за ним не охотилась.
Мы увиделись всего пару раз, в основном, когда я спускалась на кухню. Толик был приветливым и радостным, но мне этого было недостаточно. Я хотела его внимания.
Тогда я решила страдать. Тут как раз родители настояли на том, чтобы я занималась английским, ведь Сулим Евгеньевич вернулся из Франции и готов был приступить к своим обязанностям. Мне требовались свободные уши, поэтому я покорно согласилась.