В один из дней, когда дети были заняты рисованием, а Фанна шитьем, она ушла в дальний конец коридора, чтобы перетряхнуть сумки, что она забрала из дома, она уже и сама не помнила, что прихватила с собой впопыхах. Есть! Рыбные пресервы, о которых она совсем забыла, две палки копченой колбасы (эти продукты почему-то лежали отдельно от всех), несколько пачек вермишели, пюре быстрого приготовления, каши, которые было достаточно залить горячей водой, вот только горячей воды-то и не было. Ту, что осталась, они пили, размешивая в ней по чайной ложечке варенья. Выбора не было: воду нужно было нагреть. О том чтобы разжигать камин — не могло быть и речи, но у нее был таганок с почти пустым баллоном, возможно, этого газа хватит, чтобы вскипятить ведро воды, всего одно ведро! Она задумалась: спрашивать или нет разрешение у лорда, решила, что надо, пришлось снова идти к нему на поклон.
— Вы говорите о том приспособлении, на котором вы грели воду у родника? — дотошно стал выспрашивать Шертес, — Ирина Павловна утвердительно кивнула. — Сколько вам потребуется времени?
Она на секунду задумалась:
— Думаю, час или около того.
— Хорошо, — медленно сказал вампир, но только никаких специй, никаких мясных запахов быть не должно. Вы это понимаете?
Ирина Павловна досадливо поморщилась, она-то как раз собиралась не просто закипятить воды, а сварить бульон, пусть даже на основе бульонных кубиков и пакетиков специй. Но делать было нечего. Шертес был прав. Подвергать жизни детей опасности она не хотела.
Ирина Павловна собиралась уже уходить, как лорд Шертес сказал ей так непринужденно и чуть пренебрежительно:
— Я хочу сказать вам, что прощаю вас за тот наш предпоследний разговор.
В первую секунду она решила, что ослышалась.
— Вы меня что?!
— Прощаю, — с высокомерной любезностью повторил вампир.
— Да иди ты знаешь куда, со своим прощением, — в бешенстве прошипела Ирина Павловна, от злости снова переходя на "ты".
У нее в голове мгновенно возникло несколько вариантов, куда можно было бы послать этого урода. А послать она могла. В ее жизни был небольшой период, когда ей пришлось торговать на рынке овощами. Вот тогда-то она за очень короткий промежуток времени научилась командовать и орать на пьяных грузчиков, и выражаться не совсем литературным языком, потому что они другого просто не понимали. Она не то чтобы крыла всех трехэтажными матами, но некоторые нецензурные словечки в ее речь очень даже хорошо вписывались. К счастью, этот период жизни был похоронен и забыт, а вот, поди, ж ты. В минуты гнева подобные слова мигом приходили на язык.