— И что означают все эти жесты? — невинно спросил Шертес, а Ирина Павловна покраснела, поскольку была уверена, что он ничего не видел. Повисла неловкая пауза. Она снова стала злиться. "Любой культурный человек сделал бы вид, что ничего не заметил, — с бешенством думала Ирина Павловна, — а этот козел, молча, стоит и ждет ответа!"
— Если я скажу, что объяснялась вам в любви, вы мне поверите? — наконец, хмуро выдавила она.
Вампир приблизился к ней, внимательно всматриваясь в ее лицо.
— И снова возникает вопрос, — неожиданно сказал он, — где вас воспитывали? Где томный взгляд, где завлекающий блеск глаз? Где учащенное дыхание и воркующий зачаровывающий голос? Глядя на вашу кривую ухмылку и злобно прищуренные глаза, даже самый глупый из смертных ни за что не поверил бы вам.
— Тогда зачем спрашивать? — резонно ответила Ирина Павловна и больше на эту теме разговаривать не пожелала, несмотря на все подначки лорда. А подначивал он весьма умело: и мужа Ирины Павловны приплел, и возможных любовников, но, оказывается, если мысленно на любое слово оппонента отвечать: "сам дурак, сам дурак, сам дурак", то вполне себе можно с достоинством прекратить любую перепалку.
От раздражения на Шертеса она совсем забыла, что собиралась порасспросить его о многих интересующих ее вещах. Поэтому полежав несколько минут к нему спиной, она вновь, как и в предыдущий раз, со вздохом развернулась к мужчине лицом.
— Мне надо начинать боятся? — тут же отреагировал вампир на ее движение. — Вы и сейчас будете мне врать, что вам приснился ваш муж?
— Я просто хочу спросить! — с яростью прошипела она. — Уверяю вас, что покушаться на вашу девичью… тьфу, — сплюнула Ирина Павловна, — то есть мужскую честь я не собираюсь.
— Вы так только говорите, — жалобно протянул вампир, изображая из себя стыдливую, невинную девицу.
Ирина Павловна несколько раз глубоко вздохнула, чтобы успокоиться и не покусать этого злобного упыря. Ей нужна была информация, и она намерена была ее получить любым способом.
— Кто такие шагарры? — требовательно спросила она, пресекая дальнейшие слова Шертеса, касающиеся его эфемерной чести.
— А вы что не знаете? — совершенно искренне удивился Шертес.
— Нет, не знаю. Отец только сказал, что мне надо скрываться от людей и, особенно, от каких-то избранных, у них еще татуировка на щеке — и все. Почему, с чем это связано, он не объяснял. Может, вы что-то про шагарр знаете, или может, расскажите мне, почему за нами охотятся? Чем мы опасны? Я ничего страшного или темного в себе не ощущаю, да и в детях тоже.