Это уже совсем хорошо, так же хорошо, как то, что у меня есть винтовка. Это моя винтовка, я узнал ее, когда полз в гору через кустарник, раньше, чем до нее дотянулся. Я сразу узнал, что это моя винтовка, но и сейчас не понимаю как. В ней пять патронов. Пять патронов, один уже в стволе, и еще камень перед грудью. Я лежу на животе в набухшей от талого снега земле, и мне отлично видны соседние холмы.
Теперь совершенно ясно — я ранен. Куда-то в ногу, или в бедро, или в обе ноги — не знаю. С той минуты, как я перевернулся на живот, пополз за винтовкой, потом к камню, я старался не смотреть на локти, хотя передвигался только с их помощью: достаточно знать, что я ранен. Видеть рану и кровь мне было не тяжело. Не уверен, что хорошо помню, как все случилось, почему я остался один, без сознания, в кустарнике, но уверен, что тропка, по которой я шел за товарищами сквозь туман, где-то здесь, неподалеку от моего камня. Кусты — вот они, с островками снега в тени. Меня ранило, и я отстал от колонны — вот как, вероятно, все сложилось. Знаю, что это произошло утром, а сейчас далеко за полдень, и солнце стоит над вершиной холма.
Они должны вернуться, те, кто стрелял, когда мы, вытянувшись цепочкой, продвигались среди кустарника, кто заставил меня сломать строй и упасть под сплошной звон в бесцветный зернистый снег. Конечно, они вернутся, им ведь надо поглядеть, что удалось сделать, порадоваться своим успехам. Но у меня пять патронов. Четыре для них и один для себя. Только стрелять нужно наверняка, когда они будут не дальше десяти метров. Как здорово — передо мной камень и в руках еще есть снег.
Они обязательно вернутся, но у меня пять патронов, а для себя нужен только один. Я жду. Я лежу на холодной размокшей земле и думаю — как все-таки хорошо, что небо — расплавленная синева, и как хорошо, что оттуда мне на виски льются горячие потоки. Из-за камня виден склон моего холма и холм напротив. Никто не может приблизиться ко мне, не попав на мушку моей винтовки. В выбоинах камня, в тени, есть еще снег. Когда в руках снег растает и потечет между пальцами, я снова смочу пересохшие губы, это прибавит мне сил. Винтовка под правой рукой, камень — прекрасная защита, он крепко сидит в земле. Я готов. Пусть возвращаются. Четыре патрона для них, пятый — для себя.
Это все тот же день, что начался с белого, потонувшего в тумане утра, когда ноги у нас по щиколотку увязали в грязи. Только сейчас он близится к концу. Скоро солнце спрячется за вершину холма напротив и покроет ее огнем заката. Но никто не знает, что небо держится на моих