— Что вообще? — насторожился Лили.
Якоб отвела взгляд, мгновение помолчала, а потом отозвалась:
— Не знаю точно… Но ещё бабушка мне рассказывала. Она видела людей со своими детьми. В резервации в Гренландии. Она туда на экскурсию ездила ещё маленькой. Там было холодно, маленькие домики из мусора, мало воды и еды. И она говорила, что…
— Что? — тревожно стиснул кулаки Лили.
Якоб вздохнул:
— Они были очень счастливые. И люди, и дети. Они говорили друг с другом, прикасались друг к другу и… смеялись…
Лили снова посмотрел на 3Д-фото в статье. На миленькую, но совсем простенькую бюджетную фигурку андроида, на простоватое лицо, старомодно одноцветные волосы и глупо широкие бёдра женщины и совершенно не упругий животик и вздохнул:
— Где мы возьмём столько средств?
Якоб помялась, но тут же решительно переключила проектор на заранее подготовленную смету:
— Вот смотри. «Яжедомохозяйко» продавать, конечно, нельзя — иначе до покупки «#Яжемать» кто нас будет кормить и обслуживать? Охранника у нас нет, остаются только секс-игрушки. Два моих «#Яжеживотик». Три твоих. Можно одну оставить для утех — будем по очереди брать, — а остальных продать нафиг — они уже не нужны будут. А потом я продам автолёт и места в вирт-клабе. Остальное доскребём как-нибудь… «#Яжемать» того стоит.
Лили смотрел на партнёра с восхищением.
— Тогда… тогда… Я — тоже! — его голос сорвался. — Я тоже продам! И место в клабе, и ещё пару своих призовых мест в играх! И тогда… тогда нам хватит средств!
Якоб растроганно улыбнулась. В уголках глаз появилась влага.
— Как же я тебя люблю, Ли…
— И я тебя, — прошептал Лили.
Якоб резко выключила проектор и от переполняющих чувств прошептала:
— Пойдём в вирт, а? Потренируемся делать детей…
— О, Яки… Я так люблю тебя!
Где ты, Андерсен, вернись…
Юрий Устинов
— Фррриз! Проверка!
Тяжкий вчерашний сон образами и размышлениями ещё раскачивался в голове, бухая тяжёлым билом в виски, а реальность уже властно требовала новую жертву.
Я остановилась, как и десяток прохожих вокруг, всё так же смотря под ноги на свежевыпавшую осеннюю листву, словно играя в детскую игру «море волнуется». Может, только плечи взлетели, прикрывая непутёвую насквозь поседевшую голову. Авось обойдётся? Но, кажется, нет. Полицай — здоровенный детинушка едва за двадцать пять, расталкивая в стороны замерших людей, продвигался ко мне. Чёрный мундир с едва поблёскивающим синим значком на лацкане. Проросшие через глазницы черепа крест и факел. Значит, не федерал, местный.
Полицай встал передо мной — глянцевые сапоги, чёрная блестящая форма и огромная бляха на ремне. Чёрная дубинка неторопливо поднялась и упёрлась мне в подбородок, заставляя поднять лицо.