«Во мне нет ни капли ненависти к ней, - подумала Жюли. -Я хотела бы, чтобы она забыла, чтобы она была счастлива… и я не в состоянии буду из-за нес чувствовать себя вполне счастливой, если даже…»
Она не окончила своей мысли. Клара, заметив се, подняла к ней свое грустное лицо.
- Клара, маленькая моя, почему вы не хотите сказать мне, что у вас болит?
Ей так хотелось доверия и откровенности девушки, искреннего признания, доверчивых слез. При всей своей неприязни к ней, Клара почувствовала, что для нее открыта эта душа.
Она тихо ответила:
- Уверяю вас, что я совсем здорова… По крайней мере, я не сумела бы объяснить, что со мною… Это легкое нездоровье, грусть, мне просто надо взять себя в руки и со временем это пройдет…
- Вы не видали сегодня де Рие? - спросила Жюли.
Но при этом имени, с которым были соединены воспоминания о настоящем, лицо Клары снова приняло равнодушное выражение.
- Нет, - ответила она и перевела взгляд.
Жюли уступила, видя ее враждебное отношение к себе. Она медленно вышла из комнаты, полная грусти и упреков.
«Это кончено, - подумала она, - я ничего не могу здесь сделать. Она ненавидит меня». И, несмотря на грусть и угрызения совести, она возмущалась против несправедливой ненависти Клары. «Она не имеет права так ненавидеть меня. Разве Морис принадлежит ей? Положим, она его любит. Но кто его любит сильнее, она или я?» И она ответила себе с победоносной уверенностью: «Я»!
Мари ждала ее в ее комнате! Она наскоро освежилась, переменила запыленный дорожный костюм. Когда Мари раздевала ее, Жюли увидала свое отражение в тройном стекле зеркала и припомнила вечер, когда она смотрела на себя таким же образом и, быть может, в первый раз любовалась своим телом, в первый раз испытывала желание быть красивой… Это был ноябрьский вечер… она вернулась из капеллы в улице Турин… Морис был там, внизу, в моховой гостиной, где теперь сокрушается Клара… О, это дорогое, мучительное время, с каким удовольствием вспоминала она теперь о нем! Страдать, бороться, против своего желания принадлежать Морису, что была эта борьба и эти страдания в сравнении с настоящим горем?
«Вот в эту минуту я мучилась болезнью дурного поступка, я опиралась на религию… Все это покинуло меня: и религия, и стыд; по крайней мере, это не защитило меня от меня самой… Самая верная защита - это было бы знание будущего и того, до чего доведут нас наши поступки. Тогда бы должна была найтись сила для сопротивления, а не теперь…»
И тотчас же эта мысль показалась ей как бы поруганием над своей любовью и над отсутствующим Морисом. Это поругание и ложь…