«Если бы я и знала будущее, то поступила бы точно так же. Все, что я выстрадала и что выстрадаю впереди не искупает моего греха. О, Бог мой, смилосердись надо мною!»
Кто-то постучал в дверь из коридора. Мари пошла отворить и вернулась, говоря:
- Г-н Эскье предупреждает барыню, что консилиум окончен и просит ее сойти, если она желает повидаться с докторами до их отъезда.
Жюли заторопилась, но ее ужасала эта светская комедия, которую ей придется сейчас разыгрывать.
Обещание Мориса преследовало ее. «Если вы овдовеете, я женюсь на вас!. » Это вдовство было ее самой заветной мечтою. И надо было притворяться встревоженной, огорченной. Из какой ужасной сети обманов соткано прелюбодеяние!
Проходя мимо рабочего кабинета, находившегося перед комнатой Антуана Сюржер, она услышала голоса, перешептывавшиеся за дверью. Чтобы хоть немного отдалить от себя испытание, она вошла туда. Она застала Фредера за письменным столом с пером в руках, перед листком белой бумаги; Эскье, Роден, Домье, барон Де Рие стояли около камина. Все смолкли, увидев ее. Фредер встал.
- Не беспокойтесь, пожалуйста, - произнесла она вполголоса.
Она пожала руки Домье и де Рие и с ними отдалилась от группы.
- Что сказали доктора?
Домье в нескольких словах объяснил развитие болезни. Паралич распространялся и достиг мозга.
- Мы сейчас думали, что он заговорит.
- В общем, - сказал Рие, - конец наступит не раньше нескольких недель.
Смерть!… Освобождение!… Жюли уедет за границу с Морисом и опять начнутся счастливые дни, как первые дни в Кронберге; Клара, баронесса Рие будет разыгрывать в отеле на Ваграмской площади роль светской, красивой женщины; говорят, что это необходимо для процветания банка. И все это счастье покупалось ценою смерти, приближавшейся медленными, но верными шагами…
Но Фредер подошел, считая необходимым сказать молодой женщине несколько успокоительных слов.
- Увы, сударыня, мы слишком уважаем науку, чтобы вводить вас в заблуждение в таком серьезном случае. Мы встретили такой случай, где наше знание неприложимо… Жизнь парализована в самом источнике мысли и деятельности. Существование нервозное… разрушающееся… подтачиваемое тайным недугом…
Он смотрел на Жюли; по-видимому это спокойное выражение лица смущало его; он ждал слез, которыми обыкновенно сопровождалась его резолюция. Но слезы не катились по щекам m-mе Сюржер. Она с твердостью спросила:
- Значит, нет никакой надежды его спасти?
Этот прямой вопрос смутил старого хирурга. Он повторил:
- Боже мой, конечно… наука…
И обернувшись к Родену, глядевшему на него своим хитрым, недоброжелательным взглядом, он сказал: