Когда он уже хладнокровно смотрел на эту женщину, подобранную им на большой дороге Германии, он переживал грустные и отвратительные минуты. Тот, кто не отдал целые годы своей жизни истинной и единственной нежности, тот не знает страшных угрызений совести, подымающихся в душе человека, как наказанье за совершенную измену. В радостях, в страданиях истинной страсти самое побуждение любви очищается. Человек, который известное время своей жизни, на одну женщину смотрел как на храм, не может без отвращения сойтись с другой, не может не смотреть на нее.
В ту минуту, как в Морисе замирало удовлетворенное желание, в нем поднялась злоба на свою подругу по приключениям; ему хотелось бы уйти тайком из этой комнаты, как из какого-нибудь дурного места. Любезные отношения, которые он должен был сохранить с нею, приводили его в отчаяние. Она заметила это, она, очевидно, страдала от этого; но ей нравился этот беспокойный, красивый француз, у которого в душе была какая-то грустная, серьезная тайна, и она молчала.
Мало-помалу Морисом овладело презрение к самому себе, не покидавшее его в течение нескольких дней, он забывался только в минуты страстных порывов. Он стал мечтать об уединении с той же горячностью, с какой прежде его ненавидел. Но какая-то непонятная застенчивость, неспособность управлять собственной жизнью не позволяли ему решиться на что-либо. Матильда решилась первая. Раз, вечером, когда он вернулся в гостиницу, где она осталась под предлогом мигрени, он нашел комнаты пустыми. Она уехала, захватив с собой кое-что из принадлежавших ему вещей. На видном месте стола лежал конверт, он распечатал его и прочел:
«Друг мой, вы страдаете и я вам надоела. Я уезжаю. Я не попросила бы ничего кроме позволения любить вас… Но вам скучно со мной. Не ищите меня, не пишите мне. Забудьте меня…
Матильда».
- Морис вертел некоторое время письмо в руках. Он уже не знал, доволен ли он или огорчен этим отъездом.
«Бедная малютка… Я считал ее авантюристкой низшего разбора. А вот она уехала, ничего у меня не попросив, я не успел даже подарить ей какую-нибудь драгоценность… Неужели она меня любила? Если да, то она прекрасно сделала, что уехала, потому что… я не мог бы ее любить… У меня уже никогда в жизни не будет любовниц, никогда…»
Он обедал один, спокойно и вместе с тем грустно. После обеда он вышел из города, дошел до укреплений. Луна освещала красивые оригинальные башни, ворота и подъемные мосты. Он медленным шагом двигался по дороге, тянущейся вдоль городского вала. «Люди жили здесь еще до постройки этих декоративных укреплений; простые солдаты, буржуа, капитаны. Они любили и их любили, они испытали ожидание обладания, острую радость, затем смерть.