Когда окончился этот нравственный кризис, при котором он присутствовал как посторонний наблюдатель при военных действиях? Когда он вернулся к себе, лег, уснул? Он этого не знал. Он не мог бы ответить себе на эти вопросы, когда проснулся на другое утро с чувством необыкновенного утомления. Привратница стояла у его изголовья, подавая ему только что полученную депешу.
Она была от Жюли и заключала в себе только следующие слова:
«Ваше возвращение известно у нас в доме. Клара и ее отец ждут вас: приходите сегодня утром, не опоздайте.
Ваш старый друг Жюли».
Это все, и как это просто! Как легко распутывается этот страшный кризис! И в его, уже очищенной вчерашним волнением совести, все разрешалось само собой. Частица его сердца замерла. Ну что же? Он будет жить с тем, что ему осталось; его болезнь излечена, он инвалид, но он здоров.
Наконец-то его покидала обычная безнадежность; он надеялся, он хотел надеяться; он был полон сил и молодости, для того, чтобы проложить себе дорогу к будущему.
«Кто-то страдает из-за меня. Но что я могу, что я могу сделать, чтобы прекратить это страдание? Да, я принимаю жертву. Но разве каждое живое существо не живет жертвами других существ?»
И думая о бедной Жюли, о ее измученном и разбитом сердце, он понял, что она играет для него роль матери, что она переродила его, что она в своем материнском самопожертвовании давала жизнь новому человеку.
«Ну, - произнес он громко, - надо действовать».
Он торопливо оделся, стараясь удерживаться от мечтаний. Он сел в фиакр, крикнул кучеру адрес отеля Сюржер. Минутами его сердце мучительно замирало: «Что-то ужасное происходит… готовится произойти». Тогда он заставлял себя смотреть на дома, на вывески, на деревья… Он, наконец, постиг тайну энергичных людей не думать во время действия.
Когда ему отворили наружную дверь, через порог которой он переступил только раз, он сказал себе: «Я переступаю через фатальный ручей моей жизни». Глухое рыдание подымалось в его груди и ему казалось, что его заставляют делать то, что он сейчас сделает. «Вполне ли ты уверен, что это будет счастьем?» - говорил ему в глубине души какой-то голос. Он не хотел его слушать и торопливо поднялся.
Но что это? Разве что пустой, необитаемый дом? Почему никто не выйдет к нему? Он остановился на пороге моховой гостиной, затем вошел.
Он тотчас же увидел «ее», ту, из-за которой и для которой он страдал, ту, которую он завоевал теперь ценой агонии другой женщины. Он увидал, что она ждет его, похудевшая, побледневшая за свою болезнь, но улыбающаяся, торжествующая. Сколько сложных измен, сколько страданий в изгнании, сколько пролитых слез ради этого слабого ребенка! Она казалась ему хрупкой феей, господствующей над его жизнью: своими тонкими пальчиками она порвала оковы трех человеческих жизней и соткала из них свое платье феи…