Сначала, при выходе из школы, то была маленькая комнатка меблированного отеля. Портрет Бодлера, написанный Фелисиеном Роне, и несколько плохих бронзированных гипсовых медальонов Давида, составляли всю личную обстановку этого убежища. Строгий порядок в книгах, бумагах и перьях на столе свидетельствовал уже о твердой воле работавшего. В то время средства Жака ограничивались маленькой пенсией в сто пятьдесят франков в месяц, которую выдавала ему его единственная родственница, старая бабушка, жившая в провинции, и относительно которой он вел себя, по крайней мере, Как благодарный внук. Когда она умерла, я видел, что он плакал о ней настоящими слезами, - а затем описал ее в книге. Странное дело, это единственное из его произведений в полном смысле плохое. Ужели писательский талант питается только чувствительностью воображения, требующей выражения для того, чтобы стать реальной, тогда как чувствительность настоящая истощается и кончается самой реальностью своей? К счастью для него, в эти годы его дебюта он описывал только те чувства, которых не имел! Его первый том, написанный в таком изящном и вместе с тем жестоком стиле, был - невероятная вещь - написан в этой комнатке Латинского квартала. Затем он стал сотрудником одного из журналов бульвара, и тотчас перемена места жительства показала, что писатель не намерен прозябать в том же кругу узких привычек. Он взял квартиру в улице Бельшасс, все еще на левом берегу, но уже очень близко к правому. Портрет Бодлэра все еще находился там, как доказательство верности тем убеждениям искусства, которые он имел при начале своей деятельности, но уже в бархатной раме, выделявшейся на обивке стен из красной материи, придававшей этому помещению вид уютного уголка. Эта обивка выкупала недостаток художественности мебели, купленной в рассрочку у любезного обойщика, и отличавшейся прочностью, мещанством, не могущей пощеголять ничем, кроме качества старого дуба, из которого она была сделана. Почтенный торговец литературным товаром, каким должен был сделаться Молан, сказывался уже в этом выборе прочного кресла, хорошей работы бюро, которые никогда не придется чинить. То было также время широкого дивана с подушками, располагающего к анализу, уборной более изысканной и элегантно убранной, говорящей о мужчине, «любимом женщинами».
Посетительницы под вуалями, которые иногда встречались на лестнице, объяснили причину этой метаморфозы. По мере разраставшегося успеха наступило время маленького отеля в Пасси, сразу признанного неудобным. Жак не прожил там и полутора лет, заняв затем роскошное помещение «устроившегося человека». Я мог в этом убедиться уже при входе в переднюю, где меня встретил маленький грум в полуливрее. Тут же ждал посыльный, в котором, мне казалось, я признал стоявшего обыкновенно в моем квартале. Грум ввел меня в большую курительную комнату, прилегавшую к очень маленькому рабочему кабинету, в которой стояла витрина, полная безделушек, все настоящих: тут были старинные вещицы из китайского лака, великолепные бронзовые патины шестнадцатого столетия, фигурки саксонского фарфора, старинные бонбоньерки. Разнообразие предметов как нельзя лучше свидетельствовало о вечном утилитаризме Молана. Коллекционируя, он подготавлялся к возможному аукциону его вещей в случае несчастия.