Она мысленно представляла себе, словно сама была в комнате, как поражены этим трезвоном любовники, их смех, сначала, при мысли о том, что это звонок по ошибке, их внезапное молчание, их взгляды, испуг г-жи Бонниве, успокаиваемый Жаком, встающим наконец. Ах, как бы она хотела крикнуть ему: «скорей! скорей!»… Она принялась стучать кулаком в дверь. Потом прислушалась. Ей показалось, - сильное возбуждение ее удваивало способность ее внешних чувств, что она слышит шум, треск паркета под осторожной походкой за дверью, все еще закрытой, и прижавшись губами к щелке, между двумя половинками дверей, чтобы ее лучше было слышно:
- Это я, Жак, - сказала она. - Это я, Камилла… Отвори мне. Умоляю тебя, дело идет о твоей жизни. Отвори мне… Пьер де Бонниве на улице…
Ответа не было. Она замолчала и стала снова прислушиваться, спрашивая себя, не ошиблась ли она, думая, что слышит шум шагов. Потом, обезумев еще более, она снова принялась звонить, рискуя возбудить внимание кого-нибудь из соседей, и продолжала стучать и звать: «Жак, Жак, отвори мне!…» и она повторяла: «Пьер де Бонниве внизу!…» Ответа все не было. Тогда, в припадке отчаяния, ей пришла новая мысль. Она спустилась к швейцару, который только что вернулся с фиакром и который, растерявшись тоже, жаловался с наивным эгоизмом:
- Вот что значит быть слишком добрым… Если что-нибудь случится, нас выгонят… А куда мы денемся тогда? Куда мы денемся?…
- Дайте мне бумаги и карандаш, - сказала она. - И посмотрите, тут ли еще шпион…
- Он все еще здесь, - отвечал швейцар, и видя, что Камилла складывает бумагу, на которой она с лихорадочной поспешностью написала несколько строк. - Я понимаю, - прибавил он. - Вы хотите подсунуть эту записку под двери… Все-таки это не даст возможности даме выйти… Что, если я пойду и сцеплюсь с тем барином, нас тогда поведут в полицию, а пока дело выяснится, она успеет улизнуть и в доме не будет скандала…
- Это могло бы помочь, - отвечала Камилла, которая, несмотря на всю серьезность опасности, не могла не улыбнуться, при мысли о такой схватке, между простолюдином и элегантным спортсменом, каким был Пьер де Бонниве. - Но я думаю, что мой способ лучше…
И она уже стремительно поднималась по лестнице и, позвонив так же сильно, как и раньше, просунула под двери, как догадался швейцар, записку, в которой было написано:
«Мой Жак, я хочу тебя спасти. Верь, по крайней мере, той любви, которой ты изменил. Я хочу тебя спасти. Что сказать тебе еще? Открой мне. Клянусь тебе, Б. караулит вас на углу. Стоит тебе только взглянуть вправо, и ты увидишь его карету. Клянусь тебе также, что я вас спасу…»