Серьезная мысль, которую г-жа Сюржер увидела в спокойных глазах Эскье, остановила улыбку на ее лице.
Она проговорила:
- Слишком красивой! Почему же? Бог мой!
В эту минуту они подходили к Морису. Эскье, наклонился к своей спутнице и, указывая на молодого человека, сказал:
- Вот ради этого!
Морис не расслышал этих слов. Он спросил:
- Что такое говорит дорогой компаньон?
- Я не поняла, - ответила Жюли.
Она говорила правду. Под этими загадочными словами Эскье она только угадала предостережение. Не предлагая ей руки, Морис продолжал:
- Ну, что же… вы достаточно выказали ваши плечи?
С минуту она стояла в изумлении. Это он, ее друг, так говорит с нею? Грусть, смешанная со стыдом и оскорбленной стыдливостью, наполнила ее сердце. Ей мучительно захотелось плакать; она пролепетала чуть слышно:
- О, Морис!
Эти, готовые брызнуть слезы, удовлетворили ревность молодого человека. В нем осталось только недовольство собою, желание вымолить прощение и непреодолимая потребность сию же минуту прижать к сердцу эту обожаемую женщину.
- Простите, - сказал он, - я зол, я не умею хорошо любить вас. Не плачьте, умоляю вас, не надо, чтобы вас видели со слезами на глазах; на нас и так уже смотрят. Дайте мне вашу руку.
Она дала ему ее, широко раскрыв веер, чтобы закрыть пылающее лицо. Они довольно быстро прошли обе большие залы, во второй уже собрались игроки вокруг столов. Портьера отделяла эту залу от моховой гостиной. Когда они вошли туда, то застали только одного барина, поправляющего свой галстук; он тотчас же ушел.
- Господи, как здесь хорошо! - воскликнула Жюли, опускаясь в кресло.
Теплота этой, слегка вытопленной комнаты, казалась им прохладной, в сравнении с душной атмосферой танцевальных залов. Морис сел на низенький пуф у ног своего друга. Он молча смотрел на нее, но этот пристальный, своевольный взгляд ее смущал.
- Почему вы на меня так смотрите? - прошептала она, стараясь улыбнуться.
Он ответил серьезно:
- Потому что вы очень хороши… Мне кажется, что сегодня я вас вижу в первый раз.
До них долетали издалека слабые звуки оркестра и споры игроков в соседней комнате. Жюли чувствовала себя обезоруженной, побежденной; в ней загорелось непреодолимое желание услышать, чтоб этот голос сказал ей, что она красива, что она любима.
Она устремила на молодого человека свои полные нежности глаза. Он прислонился щекою к коленам Жюли. Когда они сидели так вдвоем, с глазу на глаз, волнение страсти меньше мучило их.
- Надо меня любить, - прошептал он. - Надо принадлежать мне одному во всем мире, потому что у меня на свете никого нет, кроме вас.