В ту минуту, как мальчик-слуга вводил его в лабораторию, Морис увидал, что Домье сидит на высоком табурете и рассматривает под микроскопом маленькие четырехугольные стеклышки, на которых приклеены какие-то крошечные точки.
Повернув трубку инструмента, он произнес, не отрывая от него глаз:
- Это вы, Лука?
- Нет, это не Лука, - ответил Морис. - Это я.
- А, вот как! Здравствуйте, Морис! - сказал доктор и, обернувшись, подал ему руку. - Надеюсь, у вас нет больных?
- Нет. Я пришел к вам… чтобы вас видеть… чтобы поговорить с вами. Я вас не беспокою?
- Да ничуть… Присядьте. Я рассматриваю вырезы, которые сделал вчера. Еще два, и я кончу. Но ведь это работа пальцев, и она не мешает мне говорить… Не хотите ли папироску?
Морис взял одну из свертка, который предложил ему доктор и закурил ее о спиртовую лампочку. Предоставив Домье его занятиям, он стал рассматривать незатейливую обстановку лаборатории: пластинки, химическую печь, один из тех столов с фаянсовой поверхностью, которые химики называют соломенником, два шкафа со стеклянными дверцами, переполненных этикетками, и повсюду пластинки, бокалы, наполненные зеленоватой жидкостью, содержащей в себе частицы человеческого мозга, хранящегося в спирту в больших закупоренных банках. Все эти научные приспособления пленяли его, как пленяют бесполезных, праздных людей. Он видел в этом признаки ежедневной трудовой жизни, так непохожей на его собственную, бездельную, дилетантскую жизнь. Он воскликнул:
Как вы счастливы, доктор! Вы живете здесь спокойно; вы защищены от всех искушений света и женщин; у вас на каждый день есть определенная работа. И она тотчас же вознаграждает вас… Это выше искусства!
- Конечно, - ответил Домье, не прерывая своего занятия, - чтобы уравновесить жизнь, всегда хорошо иметь определенный труд, который не возбуждает умственной неустойчивости, свойственной вам, артистам, в достижении вашей цели… Когда я встаю утром, я могу приняться за тот труд, на котором остановился накануне; нужны только глаза, старание, внимание и известная усидчивость, которая приобретается привычкой…
- Что вы делаете в эту минуту?
- Я продолжаю необходимые наблюдения для моей книги о болезни Морвана… Вот видите…
Он встал и указал Морису на склянки, в которых в мутном спирту плавали какие-то зеленоватые змейки. На всех этикетках стояла главная надпись: «Болезнь Морвана», а внизу было написано: мозг Германа, мозг Жозефины Юдель и т. д.
Морис спросил:
- Кто был этот Морван, страдающий этой болезнью?
- Морван не имя больного, а фамилия доктора, изучавшего этот род болезни. Она состоит в пробуравливании, в гниении мозга, начинающемся с центра и идущем на поверхность. Само собою разумеется, что она всегда сопровождается умопомешательством. Так (он открыл одну из банок и взял в руки мозг, не замечая, что Морис бледнеет) вот малый мозжечок этой Жозефины Юдель, мозг которой у меня хранится в другой склянке. Наружная оболочка, плева, должна была бы отделяться при извлечении, а вместо этого, взгляните (он дернул оболочку), она не подается, она держится на затвердениях; если я захочу ее сдернуть, то она рвется около главного узла. Вот что бывает с мозжечком. Теперь обратите внимание на мозг.