Сейчас же «Золушка» являла собой жалкое зрелище, впервые всецело оправдывая свое имя. Яхта застыла в самом невероятном положении: корма вздернута, корпус под наклоном градусов тридцать… А вот мачта уцелела, хотя стоячий такелаж в беспорядке. Хорошо немцы лодки делают, с запасом.
Тут накатила волна – покрупнее тех, что прежде облизывали берег. Волна ударилась о торчащие из воды скалы, подняв фонтаны брызг, а потом врезалась в борт яхты. «Золушка» вздрогнула и наклонилась еще больше – вперед, и накренилась – вбок. Гик1, до того едва лишь касавшийся воды, погрузился в нее.
Яхта лежала на камнях, точнее, на каменной платформе шириной метров двадцать. Справа и слева, судя по цвету воды, было глубоко. Но говорить о том, что «Золушке» не повезло, я бы не стал. Ее бы все равно разбило – не о платформу, так о берег, тут валунов достаточно, не помилуют.
Но что случилось, то случилось. Ночью шальная волна подняла яхту над иззубренным краем платформы, а потом со всей дури швырнула вниз.
Этот удар я помню.
Видно толком ничего не было, сплошь серая муть из ночной черноты и хлопьев пены, которую ветер срывал с гребней волн. Глаза мне были не помощники, зато о происходящем докладывал желудок. Сначала, сжавшись и заёкав, он проинформировал: вот, поднимаемся, сейчас взлетим. Потом, шмыгнув куда-то в район крестца, дал знать, что через миг – кратчайший и решающий – нас так приложит, что никому мало не покажется. Как раз наоборот: покажется много и всем.
Так и произошло. Грохот, треск, крики.
Громче всех кричал Федька.
Джон продолжал командовать, наивно полагая, что экипаж дружно кинется исполнять его приказ по демонтажу контейнера со спасательным плотом. Ага, как же.
Яхту тащило по камням. Шансов у нее не было. А у нас были. Берег – вот он, рядышком. Доплыть бы только. Или вброд добрести.
Над моей головой пронесся гик. Не останься я в кокпите2, будь на палубе, куда призывал нас Джон, гик мог запросто размозжить мне затылок. Хотя, должен заметить, лобные доли у меня не крепче.
В общем – пронесло. Помилуйте, ничего неприличного, хотя и по-неприличному могло быть. Запросто.
А другие как? С ними что?
Джон был у штурвала и даже пытался рулить.
Чистый пытался помочь ему в этом бессмысленном деле.
Федор кричал. За мгновение до «девятого вала» он выбрался на палубу и пополз на бак. Может, якорь хотел бросить? Глупость несусветная, но с него станется.
Что касается Милы и Пети Козлова, они оставались в каюте. Туда они ретировались несколько часов назад, хотя Джон заверял их, что в кокпите и безопаснее, и не так страшно.