Самолет приземлился ровно в пол-одиннадцатого, но Дани нет. Вокруг много людей, кого-то встречают, обнимают, целуют, а кто-то просто быстро проходит к выходу, ловит такси или идет на маршрутку. А я даже не знаю, что скажу ему, когда увижу. Если увижу. Вдруг Барсукова ошиблась, перепутала, может он еще утром прилетел, и я тут зря сижу? Мне просто нужно его увидеть, знать, что он вернулся, не потерялся по дороге, не забил косяк где-нибудь в тысячах километрах от дома. Он же… не представляю, в каком он сейчас состоянии.
— Девушка, а может мы тут с вами… — Мужик продолжает что-то говорить, а я встаю и выхожу на улицу. Душно что-то, дышать совсем нечем.
Холодно на улице и темно, уже четверо таксистов предложили отвезти.
— И ты здесь? Как шило в заднице! Что ж тебе все неймется?
Лицо хмурое, брови насуплены, это только с Барсуковой он играет роль милого доброго дядьки. Ну это и понятно, а я ему как…
— А вы тут что делаете?
— Да, видать, то же, что и ты. За Рыжим нашим чудиком приехал. Его ж..
— Сами вы… — чуть не ляпнула «мудак»… — Вроде как Даня не просил… его встречать.
— А тебя просил?
Молчу. Кутаюсь в куртку, ветер пронизывающий, зато кислорода в воздухе много, хоть продышалась наконец.
— Ну иди, встречай. Самолет только что сел.
Сам не пошел, на улице, видимо, остался.
Я даже не злюсь, что Старый Хрен здесь. Главное, что не ошиблась, Даня тут.
Люди проходят мимо, а его все нет. Он появляется минут через десять. На плече рюкзак, тот самый, с которым ко мне тогда приезжал.
Остановился, меня заметил. Так и стоит, не двигается, его обгоняют люди, какая-то мамаша с ребенком на руках толкает в бок, не глядя извиняется, бежит дальше. А он стоит и на меня смотрит.
Хочу подойти к нему, а не могу, ноги как будто к полу приросли. Такую хрень ему наговорила, когда последний раз ругались. Что я ему сейчас скажу? Что вообще можно сказать, когда мама умерла?
На всю жизнь запомню эти его несколько шагов, вокруг шум, суета, а я не слышу. Как в замедленной съемке вижу, как идет ко мне. Целая вечность. И все перед глазами расплывается.
— Встречаешь кого? — Стоит передо мной, а я только сейчас понимаю, что реву. Опять реву. Думала за эти две недели уже все выплакала, что можно. А нет, опять слезы льются. — Чего ревешь-то? Маш? Эй!
Смотрю куда-то в пол, ни черта не вижу, на самом деле, но в глаза ему посмотреть не могу. От него пахнет его дрянными сигаретами, дорогой, еще усталостью и…горем.
— Мань, — тихо говорит, мягко. — Ну ты чего?
Кладет руку на мой затылок, притягивает к себе, и все — меня срывает. Цепляюсь дрожащими пальцами за его куртку и опять реву, остановиться не могу. Приехала поддержать парня, а у самой истерика и это он, только что похоронивший мать, стоит рядом и пытается меня успокоить.