— Спасибо, — закручиваю крышечку, а Крымский снова занимает свой “пост”, складывает руки на спинке стула, упирается в предплечье подбородком и ждёт.
— Напилась? Теперь присядь и расскажи мне, Злата, почему ты ненавидишь Романова?
Вздыхаю. Именно это — самый трудный вопрос, потому что в ответ на него нужно всё-всё рассказать, окунуться в это снова и снова. Но я собираю остатки воли в кулак, говорю себе, что так надо, и выталкиваю слова из онемевшего горла, а они прячутся от меня в гудящей голове, не хотят складываться в стройные фразы.
— Он… мы были женаты пять лет, а потом… Коля довольно быстро перестал быть любящим и милым, но не трогал меня. А полгода назад у него сорвалась какая-то сделка, Коля слетел с катушек: вернулся домой пьяный, злой, выгнал всю прислугу и избил меня так сильно, что чуть не убил. Но лучше бы убил.
Всё, сказала. Только легче от откровенности мне не становится.
Я втягиваю воздух сквозь сжатые зубы. Касаюсь лица, надавливаю на кожу, но она онемела. Ничего не чувствую, совершенно. Может быть, тогда я всё-таки погибла, и всё это мне только мерещится? И долгие месяцы в больнице, и решение отправиться к Крымскому, и он сам?
— Почему? — простой вопрос, на который так сложно озвучить ответ.
— Я… я потеряла ребёнка, — кусаю щёку изнутри, чтобы заглушить душевную боль физической. — Из-за его побоев потеряла. Я так долго не могла забеременеть, так хотела этого, так радовалась. Даже решила от Коли уйти, думала, что справлюсь сама. Это казалось хорошим знаком, толчком к действию. Мой ребёнок… ему уже было пятнадцать недель — не сразу к врачу пошла. И он… он уже не был горошиной, ещё немного и шевелиться бы начал.
Из меня льются слова мутным потоком, не остановить. Не могу понять, зачем вообще говорю всё это Крымскому — он мужчина, чужой человек. Не жилетка, не мой личный психолог, не духовник. Но остановиться сложно, когда так долго держала всё внутри и даже думать себе о многом запрещала, иначе бы с ума сошла.
Крымский не перебивает меня, но слегка прищуривается. Позы не меняет, только взгляд становится ледяным.
— Ты не похожа на беспринципную бабу, которая о таком может врать.
Нет, Крымский, о таком врать мало у кого получится. Господи, ну, поверь ты мне, послушай меня, услышь.
— Я хочу ему отомстить, мне больше ничего не надо. И для этого мне нужен союзник.
— То есть я?
— Ты.
— Значит, ты пришла, чтобы моими руками добраться до мужа? — улыбается, но со стороны больше на оскал похоже. А у меня чувство, что подо мной земля разверзлась, и пропасть с каждой секундой всё шире.