На лестничной площадке нам встретился Игорь, проводил нас задумчивый взглядом, кивнул приветствуя. Юлька к наличию соседа относилась скептически, да он ещё и видел её истерику, что ей крайне не нравилось. Она же не такая, она не истерит… По дороге мы попали в пробку, но это не встреводило — учитывая, что я вовсе не спала, я и собралась вовремя. Мы выехали с запасом.
— Уже решила, на что потратишь выплату?
Выплата была солидной — около двух миллионов. Я таких денег в жизни в руках не держала, но… как-то не этично было бы с Юлей обсуждать. Да и как донести, что я на все это вовсе не из-за денег пошла? Хотя, она наверняка догадывается, я почти уверена в этом. Но видимо ей легче, когда она видит в себе клиентку, которая просто оплачивает услуги. Проще.
— Не знаю, — пожала плечами я. И я правда не знала. — Потом придумаю.
Когда впереди показалась клиника я даже вздохнула с облегчением, пусть меня и пугала предстоящая процедура. Здесь, как всегда чисто и уютно, пахнет вкусно. Я говорю себе — все будет хорошо. Иначе и быть не может, правда? Я же дарю людям счастье, а счастья с изъянами не бывает. Оно либо есть, либо нет. И да, надо настраиваться на позитив.
— Доброе утро, мамочки, — поздоровался врач. — Давайте, у меня уже все готово.
Юля поморщилась, обращение ей не понравилось. Ещё бы, мамочка здесь она, а я так, приложение. Я легла на кушетку, на живот шмякнули гель, я глаза закрыла. Всё будет хорошо с мальчиком. Почему мальчик? Я вдруг чётко поняла, что будет мальчик. А может, мне просто этого хотелось, вспоминая о Ваньке… Датчик скользил по животу, врач диктовал медсестре цифры. Что они значили? Я боялась об этом думать. Всё с мальчиком будет хорошо.
— А пол, — спросила Юля. — пол не видно ещё?
— Рано. Вот через пару недель…
И замолчал, словно споткнувшись. И поток его бессвязных, на взгляд несведущего человека, слов прекратился. Я глаза открыла. Страшно, вот чего он молчит, бубнил же? И Юлька напряглась. А врач все водит, водит датчиком, даже не по животу, а строго по одному месту чуть ниже пупка, периодически ощутимо вдавливая.
— Что такое? — испугалась сестра. — Что-то не так?
Я молчу, хотя тревога охватывает меня целиком — после короткого разговора в машине мне вдруг кажется, что я не имею права. Говорить, волноваться. Ребёнок не мой, я просто инкубатор. И если с ребёнком что-то не так, мне вовек не отмыться от чувства, что инкубатор из вышел хреновый. Врач ещё ничего не говорит, а я уже чувствую вину. И перед малышом, и перед его родителями. Мне кажется, что я не справилась.