К тому же сапфиры можно забрать прямо из номера.
А может быть, в бордель продадут.
Хотя нет, с борделем я опять загнула. Старовата я для борделей.
Между мной и шофером поднялось затемненное стекло, и я прямо с большим сожалением подумала о том, как бы тут на белой коже широкого заднего сиденья мне в дороге пригодился бы Альберт…
Машина ехала по пыльным дорогам мимо домиков, сколоченных из разнокалиберных кусков пластика и фанеры, мимо вывешенных как белье на веревках длинных лент сушеного на солнце мяса, мимо женщин, идущих вдоль дороги с корзинами на голове, мимо перегруженных старых мотороллеров, едва тянущих трех, а то и четырех пассажиров сразу, мимо миленьких колониальных домиков с верандами, на которых уютно стояли кресла-качалки. Правда веранды были забраны толстыми решетками, а рядом с креслами угрожающе стояли прислоненные к стене мачете. Наверняка в тех домиках, что побогаче, со спутниковыми тарелками на крыше, в прихожей еще держат ружье.
Так и вижу — выходит вечером какая-нибудь седая старушка на веранду, в одной руке ружье, в другой бокал с ромом, садится в кресло-качалку и смотрит на то, как мимо течет жизнь. Например, еду я в новеньком «мерседесе», который на фоне всей остальной местной обыденности выглядит как неумело приклеенная вырезка из глянцевого журнала.
Как это ни странно, но привезли меня все-таки в порт, а не в подпольную клинику. И там с самой красивой, на мой взгляд, яхты по сходням сошел прекрасный принц в белых штанах, распахнутой белой рубашке и алой бандане, скрывающей седые волосы. Так Альберт казался совсем молодым — не серьезным бизнесменом как в самолете, а красавчиком из журнала с нереального оттенка синими глазами. Синее, чем море.
Яхта
Он тянет меня за собой, а пальцы поглаживают мою спину под тонкой тканью платья. Вслед за нами втягивают сходни, перекидывают канаты, перекликаются одетые в белое матросы на яхте и полуголые портовые парни в драных джинсовых шортах на берегу. Прямо два разных мира, между которыми растет синяя полоска моря, пока яхта отходит от причала.
— Шампанское? Фрукты? Хочешь что-нибудь поесть? — Альберт достает бутылку «Вдовы Клико» из серебристого ведерка со льдом, разливает в узкие высокие бокалы, подает мне один и чокается вторым.
— А почему ты без очков? — глупо спрашиваю я, потому что их тонкие стекла, оказывается, защищают меня от сумасшествия его глаз. На солнце они приобрели оттенок, которого в природе почти нет. Таким бывает зимнее небо перед закатом, самые редкие сапфиры и вот, глаза Альберта.
— Я в них, — смеется он и напяливает круглые зеркальные очки, лишая себя преимущества запрещенной магии.