— Официальнее некуда! — подтвердил Данилов и быстрым движением сгреб меня в охапку. Шепнул: — Давно я так не дурачился.
И поцеловал. Да так, что я снова забыла обо всем.
Когда дверь в приемной хлопнула, и раздался голос Катеньки, я отпрянула и схватилась за швабру. Помощница спорила с кем-то из замов. Я не могла разобрать с Дроздовым или Алексеевым. И спохватилась, что совершенно позабыла про время. Ярослав перехватил мой рабочий инструмент, гася панику в зародыше.
— Маш? Может, хватит дурью маяться? Уборщица — это не для тебя работа. Тебе учебу заканчивать надо. Бросай все и перебирайся ко мне.
Ох, как же соблазнительно! Просто до слез. Даже нутро скрутило. Но… На какие шиши я тогда буду жить? Все время рассчитывать на чужие деньги. Теребить мужика — дай на это, дай на то? Ждать, что он даст мне на жизнь и на все мои потребности? На Сашку? Думать, не перешла ли грань? Ни слишком ли много прошу?
Нет. Не по Сеньке шапка. Я так не хочу. И так полжизни у отца на шее… Не могу. Не мое это… Не говоря уже о том, что обо мне люди подумают. Братья? Отец!
Покачала головой.
— Не могу, Яр. Это — моя работа, и она не хуже любой другой.
Мы мерялись взглядами почти минуту, но Ярослав все понял и ничего не стал больше говорить. Просто кивнул, соглашаясь с моей жизненной позицией, и я была ему за это благодарна.
В приемной действительно обнаружился один из замов. Недовольный Дроздов, который требовал от Катеньки какие-то бумаги. Звучала фамилия Батрухина в комплекте с нелестными эпитетами. Завидев меня, мужчина перестал ругаться и поинтересовался у себя ли «сам», после чего скрылся в кабинете Данилова.
Мы остались с Катенькой вдвоем. Повисла неловкая тишина. Помощница нарушила его первой:
— Маш, признаюсь, Арсений дал мне то платье. Просил уговорить тебя его принять. Сказал, что видел тебя в нем и решил сделать приятное, но сообразил, что от него ты не примешь подарков. А мы с тобой дружим, и меня ты скорее послушаешь. Ну я и согласилась. Ты же сама говорила, что оно тебе понравилось, в нем ты так элегантно выглядела…
Зазвонил мобильный, Катенька, не глядя, скинула звонок и продолжила:
— В этом ведь ничего такого, просто ты не привыкла к подаркам… Я просто хотела сделать тебе приятное.
Она говорила искренне, смотрела на меня с надеждой своими огромными широко распахнутыми глазищами и в каждое слово буквально душу вкладывала. Это видно по человеку, когда он говорит так.
Я глубоко вздохнула. Да что уж там? Она у меня здесь единственная подруга, и я переживала из-за размолвки.
— Я не обижаюсь на тебя, Кать. Но давай обойдемся без сомнительной благотворительности впредь. Ладно?