Это кованый мечъ, закаленнымъ клинкомъ
Разсѣкающій сталь непріятельскихъ бронь,
Это молотъ, скалу поразившій, какъ громъ,
Изъ холоднаго камня извлекшій огонь…
Не волшебной свирѣли живой переливъ,
Не эоловой арфы тоскующій звонъ,
Мѣднозвучной трубы громогласный призывъ
Такъ и жжетъ мнѣ уста, такъ и просится вонъ.
Лиры нѣтъ у меня. Для чего лира мнѣ?
Молодая душа — это лира моя.
Словно мощныя струны, звенятъ въ глубинѣ
Напряженныя чувства ея.
Но не слабыхъ перстовъ боязливый ударъ,
Пробуждаетъ ее лишь громовый перунъ
И взволнованной страсти порывистый жаръ
Извлекаетъ внезапные звуки изъ струнъ.
И нужна ей небесъ безпредѣльная высь
И широкихъ полей безконечный просторъ,
Чтобъ побѣдные крики навстрѣчу неслись,
Чтобъ во слѣдъ ей гремѣлъ оглушительный хоръ.
II.
Но въ предѣлахъ тюрьмы, гдѣ скупое окно
Пропускаетъ и днемъ лишь больной полумракъ,
Голосъ музы моей измѣнился давно
И теперь онъ звучитъ ужъ не такъ.
Полный сдержанныхъ мукъ, полный яростныхъ слезъ,
То озлобленный вопль, то мучительный стонъ,
Словно отзвукъ душевныхъ подавленныхъ грозъ,
Раздается болѣзненно онъ.
Это горькій, строптивый, страдальческій зовъ
Поколѣній поверженныхъ, втоптанныхъ въ прахъ,
Это замершій вздохъ многихъ павшихъ бойцовъ,
Оживающій вновь на безкровныхъ устахъ.
Это ропотъ таинственныхъ каменныхъ стѣнъ,
Это откликъ далекихъ полярныхъ степей;
Эти звуки создалъ отупляющій плѣнъ
Изъ предсмертныхъ проклятій и лязга цѣпей.
Только родственной скорбью страдающій духъ
Безъ труда ихъ тоску роковую пойметъ,
Только чуткій, живой, впечатлительный слухъ
Хоть слѣды красоты въ нихъ найдетъ.