— Очевидно, что одно северное семейство рискнуло ослушаться твоего приказа, - озвучиваю ровно то, что думаю.
Дэми, пусть она и строптивая, не показалась мне глупой. Скорее, способной к холодному и трезвому расчету. Она не могла не знать, что Зимний костер – ее последний шанс поговорить с императором. И мной. И выторговать себе жизнь.
— Погоди, - Эр отмахивается от тетки с тремя девицами и кивком позволяет мне сцапать добычу – Геарата.
Я с удовольствием сжимаю стальные пальцы на локте толстяка и буквально волоком тяну обратно, брезгливо бросая под ноги императору.
— Император желает узнать, почему ты не исполняешь его волю, - говорю громко и выразительно, привлекая внимание всех собравшихся. Сейчас будет показательная порка, и хорошо бы, чтобы северяне не пропустили ни мгновения. – Почему ты не привез старшую дочь?
— У нее проказа! – визжит боров. – Вчера слегла, вся пятнами покрылась!
Не верю ни единому слову.
— Ты знаешь, что твоя дочь выбрана в жертвы Трехголовому? – напоминает Эр. – И что ты несешь ответственность за ее жизнь до тех пор, пока она не возляжет на алтарь? И что если с ее головы упадет хоть один волос, то кто-то из вас двоих – ты или твоя дочь – займет ее место?
— Она очень плоха, но лекарь сделает все, чтобы Избранная жертва выполнила свое предназначение!
Император находит мой взгляд - и я отрицательно машу головой. Не бывает таких совпадений. Не в этом семействе и не с девчонкой, которая, совершенно очевидно, этой парочке словно кость в горле.
— Тьёрд, проверь, все ли в порядке с Избранной, - приказывает Эр, и я благодарю его быстрой улыбкой. – Если ее болезнь… отступила, то потрудись лично сопроводить на Зимний костер. Целой и невредимой.
Я отвешиваю поклон и быстрым шагом сбегаю с этого скучного представления.
Что ж, самое время проверить, как дела у рыси.
Хоть прямо сейчас я абсолютно уверен, что не увижу ничего хорошо.
— Девочка моя, да что же это такое… - сквозь пелену боли слышу голос няньки, которая пытается напоить меня молоком из миски, словно котенка.
Я пытаюсь улыбнуться, но любое усилие стоит адской боли во всем теле, словно меня подвесили на тонкой острой патине между ледяными иглами, и каждая уже наполовину вошла в мое тело и теперь медленно уничтожает плоть.
Проклятый Геарат.
От досады и собственной беспомощности хочется кричать, но я даже на это не способна, потому что после его «урока послушания» на моем теле практически нет живого места. Я покрыта синяками от шеи до пяток. Но их не видно, потому что он бил не кулаками и даже не палкой.