Кладу руку ему на плечо и заглядываю в глаза.
– Если я пойду на дно, Энзо, а рядом не будет Федерико или Скадэ… Кто вытащит меня? Я могу потерять сознание, лишиться сил. Меня могут ранить. Я хочу, чтобы ты был готов. Ко всему.
В его глазах в миг гаснут смешинки.
– Уговорила, чертовка!
– И еще кое-что, Энзо, – мягко целую его в щеку и прижимаюсь к его лбу своим. – я не собираюсь вить из тебя веревки. Я хочу, чтобы ты сражался за свою жизнь. Яростно. Не шел ко дну, а дрался за глоток воздуха. Тебе же больно. Смерть – это больно. Ты так тяжело восстанавливаешься, я видела. И буду учить тебя, потому что не хочу, чтобы вода имела власть над тобой.
– Я какое-то время пытался, – говорит он тихо. – А когда бесконечно тонул… Мирида вытаскивала меня и приводила в чувства. Я не хотел, чтобы она это видела, – теплые руки ложатся на мою шею и скользят вниз. – И не хочу, чтобы видела ты.
– Я хочу видеть все. Хочу знать тебя любым. Сильным, слабым, в сомнениях, решительным, веселым и грустным. Всяким. Поверь, – глажу его волосы, пропуская мягкую черноту сквозь пальцы, – смеяться я не буду. Я прекрасно знаю, что ты сильный человек. А слабости есть у каждого. Их нет смысла стыдиться.
– Ты, – он резко выдыхает, – сумасшедшая. Юная, но такая мудрая. А я старик и давно должен был истлеть в земле.
– Знаешь, – кладу голову ему на плечо, – намеки на твой преклонный возраст больше смешат, чем пугают.
Зажмуриваюсь и собираюсь с мыслями. Нужно спросить. Пока он готов отвечать!
– Расскажи мне о своей семье, Энзо, – незаметно скрещиваю пальцы на удачу. – О Мириде. О Федерико. О том, как ты жил. Я же… – судорожно вдыхаю, – совсем ничего не знаю. Расскажи мне.
«Только не говори, что это не моего ума дело, говорю мысленно, только не закрывайся».
Он смотрит в глаза, а затем уводит взгляд куда-то в сторону и скользит по доскам пола. Будто желает дыру прожечь.
– Мирида – моя вторая жена. Она умерла при родах, – его голос срывается. Он тяжело сглатывает и обнимает меня. – Мне кажется, это совсем не интересно.
Касаюсь его лица. Невесомо, будто пытаюсь успокоить.
– Федерико – ее сын? Это от нее у него такой смешливый нрав?
– Да, ее, – Энзо, наконец, улыбается и будто расцветает от воспоминаний. – И ее нрав. Боевой, взрывной и непреклонный в своих решениях. А Весалия, – он прикрывает глаза ладонью. – Ужас, как это было давно! Весалия – нежная и покладистая, никогда мне не перечила. Она подарила мне двоих дочерей и сына… – тяжело выдыхает. – Но их нет уже никого. Правнучка осталась – Савья, золотистый одуванчик. Она чем-то первую жену мне напоминает, такая же светлая и теплая. Малышка пока в приюте, я не смог ее забрать на корабль с мужиками, да и ей учиться нужно. Я – плохой отец и ужасный дед.