Мы же сгорим, милая? Ты это понимаешь?
Понимает. Вижу, что понимает.
Руки обвивают мою шею и тянут вниз. Ария трется влажной щекой о мою, и я дурею от этой незатейливой ласки. И готов сорваться в подступающее безумие.
Она подается навстречу. Неловко и слишком резко. Её лицо меняет боль, хочется забрать, испить все плохие моменты, что я ей причинил. За украденную невинность, разрушенный корабль и даже за отца. Ловлю её эмоции и разгораюсь, как самый мощный в мире люнн.
Придерживаю ее за бедра и двигаюсь сам. Медленно. Собственным телом учу ее, как надо, раз уж отнялся язык, чтобы сказать что-то вслух. Выдыхаю сквозь стиснутые зубы, когда девушка подхватывает ритм.
Скольжу руками по горящей коже, касаюсь тонкой шеи, и под моими пальцами сердце Арии колотится, как сумасшедшее. Срываю с ее губ тихий первый стон.
Мне мало. Нужна вся она, немедленно, сейчас.
Чувствую ее пальцы на своих щеках, и тихий шепот заставляет меня расколоться на дрожащие паззлы.
– Энзо, мне…уже не больно…
– Ты сводишь меня с ума, фурия, – рычу и стискиваю белоснежно-молочную грудь. Она так приятно ложится в ладонь, а я рвусь, ломаюсь, разрываюсь на части.
Приподнимаю девушку и запускаю руку под её спину. Больше не могу ждать. Плавлюсь от ее жара, от теплой плотности, нежных, невесомых поцелуев.
Горячие пальчики скользят по моим плечам, стискивают руки и тянут на себя. С каждым толчком я глубже, быстрей. Зверем срываюсь с цепи и боюсь, что буду груб. Вглядываюсь в румяное лицо и реку алых волос на подушке, чтобы поймать хоть что-то, но Ария только кусает губу, раскрывая старую рану и дышит часто, словно задыхается. И подается навстречу. Стискивая ногами мои бедра до искр в глазах.
Втягиваю запах наших тел, соленой влаги, что витает в каюте после шторма, и аромат цветов. Как же я люблю и ненавижу ландыши. Как же мечтаю избавиться от вечной боли и забыться в банальном семейном счастье.
Толкаюсь, впечатываю, заставляю Арию стонать подо мной и, когда она срывается на крик снова, взрываюсь.
Она сжимается до боли и исступления. Дышит тяжело, ловит мой взгляд, а я едва держусь, чтобы не рухнуть вниз и не придавить своим весом.
Я умер и воскрес, наверное, тысячи раз, но никогда воскрешение не было таким сладким и горьким одновременно. Алая капля крови набухает на ее нижней губе, а Ария ее слизывает и тянет меня вниз.
Прижимается губами, целует и врывается языком в рот, оставляя там привкус стали и сладости. Отстраняется, а глаза – огонь и пепел, мрак и морская бездна.
Перекатываюсь на бок и притягиваю Арию к себе, прячусь в коконе истомы и объятий. Укутываю нас в плед и, утыкаясь в алые волосы, вдыхаю полной грудью ее страсть смешанную с цветами.