– Несносная, – шипит он мне в лицо. – Упертая, – еще ближе. – Но как же я тебя хочу, зараза рыжая! – он уже кричит и встряхивает меня. Гнев перекашивает лицо, волосы падают на глаза. – Фу-р-р-ия… Значит, голышом будешь ходить? Дразнить? Чтобы крутить мной, как вздумается? Говоришь, что ради семьи, не ради злата хочешь до конца пойти? Вранье! С твоей семьи и так гнет снимется, если я доберусь. А я сделаю это, потому что ни одна тварь меня не сразит. Что тебе еще нужно? Свою задницу подставить, чтобы жизнь малиной не казалась? Приключений захотелось? Или есть еще причины, Ария?!
– Есть! – ору ему в лицо и вцепляюсь в черные волосы. – Ты – эта причина. Ты, слышишь?! Потому что оставлять тебя одного не хочу! Потому что мне есть дело! Такой ответ тебя устраивает?!
Воздух рвется из легких рваным хрипом, а меня ведет, качает, будто пьяна. Цепляюсь за Энзо и едва стою на ногах, царапаю его кожу даже сквозь ткань рубашки.
– Никто не должен идти туда один. Так нельзя! Неправильно. Не хочу, чтобы ты шел один. Это и мое бремя тоже.
– Но ты же погибнешь… – шепчет в волосы и дрожит.
– Я хочу выбрать, – обхватываю его плечи, глажу волосы. Мягкие. Невыносимо мягкие. – Я выбираю тебя, разве ты не понимаешь? Выбираю путь с тобой. Никто не должен совершать такое путешествие в одиночку, бессмертный или нет. Это наше бремя, слышишь? Наше, а не только твое.
– Глупая, – он опускает плечи. – Если меня убьют, я поднимусь, а ты – нет.
– Если тебя убьют, то я буду охранять, пока ты не воскреснешь. Толку от бессмертия, если тебя одного, пока валяться будешь, просто растащат на части?
– Буду воскресать и умирать снова, – он усмехается и ведет плечом, словно это обыденные вещи. – Это рискованно, Ария, безрассудно. Я не могу тебе позволить. Ты не переживешь и первой точки, это не со мной на саблях махаться.
– А какое тебе дело, Энзо? – обхватываю его лицо ладонями, заглядываю в глаза. – Ты за меня не в ответе, я сама решаю. У меня никого нет. Я одна. Последняя. Мою смерть никто не оплачет, меня никто не ждет. Я не хочу прожить жизнь, высадившись в порту, и знать, что тайна моей семьи осталась за морем. Видеть, как небезразличный мне человек уходит. Во мрак и неизвестность. Совершенно один. Я не хочу просто сидеть и ждать. Я могу сражаться.
В какой-то момент его глаза темнеют. Он хмурит брови, жует губы, словно хочет что-то сказать. Тянет щепотью мой подбородок, заставляя смотреть в его глаза, и наклоняется. Целует остро, будто глотает живительную влагу после долгой жажды, а затем отрывается и тяжелой поступью идет к двери.