Отстраняюсь, а мой укус, как клеймо, горит красной меткой на белоснежном плече. Я безумец. Поехавший! Арии наверняка больно, но пальцы только сильнее впиваются в мои волосы, царапают загривок, тянут вниз. Сильно, до искр из глаз. Смотрит на меня так пристально, читает меня, выворачивает, перетряхивает, будто под кожу забирается и по капле вытягивает яд и горький дурман, в котором жил столько лет.
Толкаюсь в нее, не разогревая. Она раскрытая, влажная, принимает меня, откинувшись на подушку.
Слизываю с ее кожи запах ландыша, хочу его уничтожить, истребить, а он все равно преследует.
Широкие движения ладоней, рывки навстречу, дыхание одно на двоих. Она тихо стонет и царапает кожу. Глубже, чем вчера. Хочу, чтобы шрамы рождались под ее пальцами и не исчезали. Никогда не исчезали.
Обнимает меня, прижимается теснее, что-то шепчет на ухо, а я слышу только, как мое имя повторяет снова и снова. И в этом бесконечном потоке доверчивого шепота именно оно – выстрел в голову, разметавший мысли по углам, воспламенивший мою кровь. Хочу, чтобы она не замолкала, пусть выкрикивает его в синее небо. Пусть расколет его над нашими головами.
Притягиваю ее к себе и сажусь на колени, а стройные белые бедра обхватывают меня тисками, отчего дурею окончательно и несусь вперед, а Ария выгибается в кольце моих рук. Алый водопад падает на постель и горит в свете люнн.
Тяну ее на себя и перекатываюсь. Позволяю ей быть главной, ложусь на спину. Сдавливаю руки на плотных ягодицах, а Ария царапается и дышит в потолок. Наполняю ее собой, а она наполняет меня новыми эмоциями. Башню срывает, и паруса мои напрочь потрепались! Это не секс, нет. Это, лисий ядреный орех, чувства. Моя мякоть, к которой я никого не подпускал тридцать лет. Срок целой жизни.
Ария опускает взгляд, а я даже не дышу. Синяя глубина горит, пульсирует, в ней не жалко умереть. Так, наверное, выглядели бы богини войны, если бы существовали.
Красный шелк ее волос на моей груди, ногти впиваются в плоть, раздирают до крови. Наклоняется, подхватывает языком алую каплю до того, как ранка затянется.
Фурия. Безумная, дикая, до самых костей может добраться одним лишь словом.
Моя…
Ария двигается резко, уверенно и размашисто. Нуждается в освобождении и смотрит с мольбой и страстью, а я будто нарочно торможу, растягивая момент.
Наклоняется прямо к губам и шепчет, опаляя взглядом.
– Давай, Энзо. Я не сломаюсь.
– Фурия! – мне кажется, что глубже невозможно. И ярче гореть невозможно. Пальцы сжимают ее грудь, цепляют твердые соски. Бедра подаются вверх, верх, верх, пока Ария не замирает и, упав вперед, вжимается в меня с криком.