Вот только полгода назад он сбежал.
— Хорошие у тебя связи в тайной канцелярии Империи, — услышала я над самым ухом и нервно выдохнула, едва не выронив письмо. Виен возвышался прямо надо мной… и вряд ли он не знал имперский.
— Виен… — потянула я испуганно, — Виен, он не сумасшедший. Это месть. Боже Великий, сын Реверовского — язычник! Для них нет ничего важнее мести, особенно за родителей! Империю он не помнил, видимо, был мал, но валессцев запомнил. Кто был столичным инквизитором до тебя?
В ответ он криво улыбнулся:
— Мой отец.
Резиденция кардинала Валессы располагалась в настоящей крепости. Подняв голову, я вместе с огромными башнями устремилась в небо. Красиво и столь же непривычно. Впрочем, отделка внутри была отнюдь не крепостной — всё по последнему писку моды. Я бы с удовольствием оценила известные полотна и декор, но увы — я едва поспевала за Виеном.
В кабинет отца инквизитор ворвался почти с пинка, как особо наглый разбойник.
— И тебе доброе утро, — флегматично отозвался кардинал. Эсмин, уронившая чай от неожиданности, была менее тактична в выражениях.
— О, Богиня, почему я тебя в колыбели не задушила?! — воскликнула она, глядя как тёмное пятно расплывается по светлому платью.
Виен смутился. Такое редкое и привлекательное зрелище, что я на миг позабыла, зачем мы пришли. Исхитрившись поцеловать мать и увернуться от подзатыльника, инквизитор замер напротив его святейшества.
— Мне срочно нужно дело Реверовского!
Брови кардинала удивлённо поползли вверх.
— Реверовского? Язычника? Он давно казнён.
— Его сын жив. Отец, кто участвовал в поисках Реверовского? Ты рассказывал нам, что была целая группа. Кто?!
— Мы с твоим дядей, Майсен и Лорен — они в тогда ходили в капитанах, ещё эрцгерцог Фэльтон помогал, помню. Всякие купцы, снабженцы. К награде были представлены девять человек, если я ничего путаю. А зачем тебе? Сын Реверовского в имперской тюрьме.
— Уже нет, — выпрямился столичный инквизитор, — мне нужны эти девять имён. Полагаю, они были в публичном доступе?
— Безусловно, эти люди спасли Валессу от опасного убийцы.
— И заплатили за это жизнями любимых женщин… — с горечью закончила я. Даже для меня, несведующей, прозвучали знакомые фамилии.
Недоверчиво покосившись на нас с Виеном, кардинал поднял вверх сигнальный колокольчик.
… Через пять минут дело Реверовского лежало на столе у его святейшества. Семь имён — семь жертв шли точно по списку. Кроме двух, оставшихся.
Дэниэл и Алекс Коррианы.
— Эсми… — потянул кардинал, не отрывая глаз от записи, — как главная женщина моей жизни, побудь-ка сегодня дома.