— Удачи тебе, Мирта. И пусть мой брат проживёт за нас обоих. Передай…
Ринон ушёл. А вслед за ним уходят и остальные. Они не подходят ко мне, ни говорят со мной, не показывают лиц, лишь иногда у силуэтов более-менее чёткие контуры. Но они не равнодушны. Я без слов чувствую их признательность за то, что я уничтожила пленившее их зазеркалье, они щедро делятся теплом и пропадают гаснущими искорками.
Заговаривает со мной лишь один:
— Я хороший целитель. Был… По эту сторону грани я не смог бы излечить тело, но я могу сделать то, что недоступно живым. Ты уже догадалась? Я укрепил твою энергетическую структуру.
— Спасибо.
Он тоже уходит.
Среди призраков я узнаю несостоявшегося наместника. Он встречается со мной взглядом, криво ухмыляется, разводит руками и превращается в медовый свет.
Шаг вперёд делает молодой мужчина, складывает руки перед грудью и низко кланяется, что-то произносит, но для меня его слова звучат бессмысленными звуками. Орлиный нос, резко выделяющиеся скулы, миндалевидные чуть раскосые глаза, на подбородке довольно глубокая ямка — он будто сошёл с одного из многочисленных барельефов Зеркального храмового комплекса. Он… местный. В смысле, он из погибшей древней цивилизации — я не могу ошибаться, слишком уж черты характерные и резко отличаются от привычных. И таких лиц не одно, не два. Их сотни!
Призраки окончательно растворяются в свете, который на долгий миг затмевает всё, и мне начинает казаться, что я вместе с ними взлетаю к всепоглощающему счастью.
Мгновение длится вечность. Эйфория отпускает медленно, словно неохотно, но небесный согревающий свет всё же гаснет. Как ещё назвать тёплый, дарующий чувство защищённости, чувство, что тебя любят, ждут и принимают без всяких условий таким, какой ты есть, свет, в который уходят сбросившие телесную оболочку души? Свет исчезает, я больше не могу его ни видеть, ни ощущать, но что-то он изменил во мне, подарил умиротворение и уверенность, что всё будет хорошо, что есть место, куда я однажды приду, однако торопиться не стоит, ведь жизнь не менее прекрасна, чем этот тёплый свет. Он… остался в моём сердце? Я больше не могу ощущать его физически, но чувствую его душой, в своём сердце.
А ещё приходит уверенность, что свет меня излечил, и я могу подняться, не боясь за энергетические каналы.
Оперевшись на локоть, я приподнимаюсь.
— О?
Ушли не все призраки. У стены, заслоняя собой останки, жмутся тени. Их лиц не рассмотреть.
— Кто ты? — спрашиваю я, откуда-то зная, что мне не причинят вреда. Теням холодно и страшно, а ещё их изнутри разъедает чувство вины.