— Ты держишь в руках оборотное зелье, — напомнила я.
— Я про естественные превращения без заклинаний и зелья, они контролируются Дозором.
— Странный отбор.
— Искусственные превращения легко раскрыть, а настоящее обортничество — нет, — пояснил Луций.
— С каких пор для тебя стали важны правила?
— Не в этом дело, просто нужно сохранять осторожность.
— Я миллион раз превращалась, и ничего не случилось, — стояла на своем.
— Какая ты упрямая, — анимаг раздраженно вздохнул, — так и знал, что не стоит связываться с ребенком.
Не знаю, предвидел ли Луций, что эта фраза на меня подействует, или нет, но сработало. Я серьезно относилась к своей цели и нашему делу, поэтому сравнение с ребенком меня отрезвило. Если преподаватель предупреждает, что обортничество будет чревато последствиями, нужно к нему прислушаться. «Сначала думать, потом делать», — жаль, это не про меня, но теперь рядом Луций, носитель благоразумия.
Согласившись забыть об идее слежки за Аварусом, мы вернулись к ранее задуманному. Пробрались в архив, оставалось лишь молиться, чтобы директор Филориума тоже не надумал сюда заглянуть.
— Смотри, это досье на твоего отца, — я протянула Луцию папку.
— Последняя запись об увольнении. Тот день, когда он пропал, — изучив материалы, сказал анимаг.
Я снова взяла досье профессора Овини и сравнила его с другим, которое держала в руках.
— Ты знаешь профессора Гоффридуса? — спросила приятеля.
— Что-то знакомое, но сразу припомнить не могу. А ты?
— Моя соседка Антария видит его призрак.
— Он умер? — Луций вздрогнул.
— Очень давно, и смотри его досье, — я показала преподавателю последнюю графу, где значилась дата смерти.
Некоторое время анимаг молчал, потом понял, что я пыталась сказать.
— В досье моего отца нет такой записи! — воскликнул он, и лицо озарилось еще большей надежной.
Я широко улыбнулась, радуясь вместе с Луцием. Господин Овини жив, и это самое главное. На такой духоподъемной волне мы стали просматривать остальные досье еще быстрее, но так и не нашли на моих родителей.
— Отсутствие может означать как дурное, так и хорошее, — ободрил меня друг.
— Это странно, будто они никогда не работали в Филориуме, — задумчиво сказала я.
Больше искать в архиве было нечего, поэтому мы поспешно сбежали, никого не встретив. Луций был прав, отсутствие досье подарило мне надежду, что и мои родители живы. И я в лепешку расшибусь, но найду их.
На занятиях мы с Луцием играли роли преподавателя и студентки. Одногруппники перестали о нас шушукаться, но некоторые продолжали с любопытством наблюдать, ожидая, когда мы себя выдадим.