— Придумать мало, нужно воплотить идеал в истории, как храм — в камне.
— Воплотим, — уверенно пообещала молодая женщина. — Как раз начали.
— Да, — согласился Б.Б. — Начали.
С океана прилетел прохладный ветерок, однако отец и дочь не спешили покидать кресла, как будто опасаясь, что в гостиной их разговор не получится столь доверительным и теплым. Не хотели рассеивать чарующий туман, который окутал их при встрече и до сих пор не оставлял.
Феллер поймал себя на мысли, что готов сидеть рядом с дочерью сколько угодно, хоть час, хоть день, но… Но следующим вопросом испортил разговор.
Впрочем, он не мог его не задать.
— Видела кого-нибудь в Европе? — поинтересовался Б.Б., постаравшись, чтобы вопрос прозвучал небрежно.
— Кого? — уточнила Эрна, хотя прекрасно понимала, о ком спрашивает отец.
— Кого-нибудь.
— Спроси у телохранителей.
— Ты исчезла из их поля зрения на целую ночь.
— Я не в состоянии обмануть современные системы слежения и твою маниакальную заботу о моей безопасности, — рассмеялась молодая женщина.
— Мы оба знаем, что ты умеешь обходить систему безопасности, — улыбнулся Феллер. Но улыбнулся делано, лишь раздвинув губы, после чего спросил: — Видела его?
И чарующий туман стал стремительно рассеиваться. Как будто прохладный ветер с океана уносил его прочь, разрывая на призрачные куски.
— Да, видела, — ответила Эрна.
Ответила и отвернулась. Она прекрасно управляла своим лицом, чтобы допустить на него ненужные чувства, но не хотела смотреть на отца. Эрна надеялась, что Б.Б. услышит намек в ее тоне и прекратит расспросы, но тот не остановился.
— И что?
— Ничего.
— Ты с ним была в ту ночь?
— Отец! — Она не собиралась говорить ни «да», ни «нет», она показала, что в своих расспросах он заходит слишком далеко.
И Феллер услышал намек.
Вздрогнул, потер лоб, словно вырываясь из секундного забытья, из наваждения, заставившего его задавать дочери унизительные вопросы, и очень искренне произнес:
— Пожалуйста, извини, я не должен был спрашивать. Я… я немного горячусь, когда разговор заходит… В этом направлении… Ты знаешь.
— Знаю, — ровно подтвердила Эрна. — А ты знаешь, что я не злюсь. Я не умею на тебя злиться. — Она выдержала короткую паузу и закончила: — Что бы ты ни сделал.
То был не удар, но укол, правда — в самое сердце. И сердце Феллера заныло.
— Я не должен был ни о чем спрашивать, — повторил он, с тоской понимая, что их чудесный разговор безнадежно испорчен и нужно идти в дом, а в гостиной… в большой гостиной они будут сидеть в пяти ярдах друг от друга и говорить ни о чем. В лучшем случае — о делах.