— Он ушел, маленький. Все. Никто не будет тебя бить, ругать или наказывать.
С трудом разжала его руки и, когда коснулась запястья, он дернулся всем тельцем и зашипел на меня, как злой перепуганный котенок. Отпрыгнул к стене и уселся по-звериному, опираясь руками на шкуры и растопырив колени в стороны. Теперь я видела его вблизи. Очень светлые волосы, перепачканные грязью, зеленоватые глаза со слипшимися ресницами, чумазая мордаха с полными губами и торчащими ушами. Опустила взгляд на его тонкую ручку, и снова внутри все сжалось — на запястье багровел сильный ожог.
— Маленький… ты обжегся. Дай посмотрю.
Хотела тронуть, но он оскалился. Смешной, как будто сейчас укусит.
— Я не сделаю тебе больно, ну же, иди сюда.
Полог шатра несколько раз дернули.
— Деса… я принес бульон.
Здоровяк топтался с дымящейся кружкой и куском хлеба.
— Ты, повар, у тебя есть живица?
— Что есть?
— Ясно… сама найду.
Вернулась к малышу и села рядом.
— Давай покормлю тебя. Моя кормилица, когда я была маленькая, кормила меня с ложки и рассказывала сказки. У тебя есть родители?
Смотрит на бульон и вдруг резко выхватывает у меня тарелку, подносит ко рту и быстро хлебает ее. Ладно. Значит обойдемся без ложки.
— Ты ешь, а я за живицей схожу. Ешь. Никто тебя не выгонит.
А он вдруг на меня посмотрел и тихо сказал.
— Мамы нет. Есть Ба.
— Ба? — довольная, что начал со мной говорить, протянула ему кусочек хлеба. — Сивар твоя ба?
Кивнул и откусил хлеб. С такой жадностью. Так быстро и оглядываясь по сторонам. Я снова посмотрела на ожог, но тронуть не дал, снова зашипел на меня. Уронил тарелку и начал качать свою руку, поскуливая, как маленький щенок.
— Если я приложу прохладную повязку, не будет так болеть. Дай мне. Я тебя не обижу.
Какой же он маленький. Сколько ему лет? Пять? О, Иллин, моему сыну сейчас исполнилось бы столько же.
Пока он ел хлеб, я смочила кусок ткани в ведре с водой, стоящем у выхода из шатра, и приложила к маленькой ручке. Мальчик дернулся, а я привлекла его к себе и погладила по светлым волосикам.
— Сейчас пройдет. Иди ко мне, вот так. Хочешь, я покачаю тебя и спою тебе песню?
Кивнул и склонил головку мне на грудь. Смотрит так преданно, так тоскливо и сонно, а потом руку протянул и по волосам моим провел. Я чуть отстранилась, опасаясь, что он тронет мое лицо и снова обожжется, но не успела ничего сделать, как пальчики малыша коснулись моей скулы. Я испуганно прижала его к себе еще сильнее, ожидая крика боли, но его не последовало… Не знаю почему, но мое проклятие с этим ребенком не работало. Я не обжигала его, и это было удивительно… так удивительно. Ведь мое тело жгло даже моих братьев и отца. Я стянула зубами перчатку, и сама провела обнаженными пальцами по щечке мальчика, по маленькому носику. Какой же он чумазый, на руках налипли комки грязи. Надо его вымыть завтра в чане.