— Кабы не твой муженек, никакой и битвы бы не было, — проворчала старшая кухарка Паулина. — И тебе отсель валить поскорее надобно. Покуда твой муженек сам опять за тобой не пришел.
— Боишься, что и тебе от его гнева перепадет? — усмехнулась я.
— Да, боюсь. Я одна трех внуков поднимаю. Ты чтоль о них позаботишься, государыня? — злобно зыркая, вопрошала тучная женщина.
— Карать невинных, мой муж не может, а за свои грехи, я, не таясь отвечу!
— Ох, и дуреха ты Марта! — покачала головой Любава. — Муж тебя в шелка разодел, жемчугами увешал, а ты в огонь за нищим кузнецом едва не бросилась!
— Да почем вам знать, бабоньки, он может быть на ложе ее, в драконьей своей сути призывает? Где уж выдержишь такое? — ужаснулась Светорада.
— Неужто, правда? О, Творец всевышний! Как же? — тут же закудахтали другие, с любопытством на меня уставившись.
— Я вам о серьезном говорю! — воскликнула я в отчаянье. — Наши Боги бьются там сейчас за нас! А вас лишь сплетни блудные интересуют! Не стыдно?! Не совестно?!
— Пущай борются. Долг у них такой! — хохотнула Любава. — А требы и подношения, мы и так исправно делаем.
Едва девушка договорила, как ярый громовой раскат сотряс всю кухню, вспышка молнии ослепила все на несколько мгновений. А в распахнутое окно, кубарем влетел черный ворон, чуть не вусмерть перепугав всех девок. Которые с визгом бросились в рассыпную, по стенкам и за печи.
Я тоже испугалась, замерла боясь шолохнуться, но птица прискакала именно к моим ногам.
У огромного, черноглазого ворона было сломано левое крыло. Кровь из него темными, густыми каплями падала на пол.
— Кар! — громко сказала птица, подняв свою голову и просяще смотря на меня.
Я присела перед птицей. Ворон чуть отскочил, но убежать не пытался. По-прежнему бесстрашно заглядывал мне в глаза, и может мне и чудилось, но я могла поклясться, что в отражение черных птичьих глаз, я видела лик Велеса. Таким, каким он предстал тогда пред нами.
— Хочешь, чтобы помогла? — спросила несмело.
— Карр! — птица даже голову склонила, словно кивая.
— Будет печь, а кости сращивать я и вовсе не умею, — честно предупредила толи птицу, толи бога.
Ворон подпрыгнул ближе, подставляя мне свое крыло.
Делать нечего. Отказывать в помощи болящему, кто бы то ни был, нельзя.
— Матушка — Жива, помоги! Направь силы мои как нужно!
Закрыла глаза, сосредоточилась, почувствовала, как задвигалась во мне сила быстрыми потоками, как потекла по рукам, как отдавалась ворону.
Птица вела себя смирно. Даже не трепыхалась. А потом вдруг, как клюнет, как вцепиться в руку, как потянет. Мне только и осталось, что шокировано взирать на разорванную ладонь, без кусочка кожи.