Меня с размаха пнули, но боли я не ощутила — спасительная граница включилась. Вот только глаза от рези она не защитила, когда перед лицом показался факел.
— Приковать ее к стене, — распорядился мужчина в длинной желтой рясе. — Она даст согласие.
В узком холодном коридоре он был не один. Похоже, меня окружала толпа одинаково одетых мужчин и женщин. Меня рванули вверх, развели широко руки, железо на запястьях обдало холодом.
— Ар-ртоеллах-ги-Ринсен, — прошептала я, как только последний отступил.
Но меня даже не дернуло в воздухе. Объяснил мне другой — и его лица я не видела под глубоким капюшоном:
— Знаки, — он указал на стену. — Здесь повсюду знаки, не позволяющие пленнице сбежать. Как и появиться другим магам без специального приглашения.
— Пленнице? — повторила я. Отчего-то показалось, что речь идет не обо мне.
Со мной не горели желанием что-то обсуждать. Они переговаривались между собой, и я мало что понимала. Упоминали согласие, и не требовалось лишних подтверждений, чье согласие и для какой цели им требуется. Почему-то нам это в голову не приходило: Богиня из своей ловушки вряд ли могла провернуть что-то серьезное без помощи извне. Так кто эти люди? Адепты какой-то больной религии? Хотя чему удивляться — в любом мире, наверное, найдется какой-нибудь аналог нашим сатанистам: помоги злу, потом зло поможет тебе, а случайный апокалипсис — побочный эффект использования препарата. Ни одного идиота такая мелочь не остановила.
— Прекраснейшая просыпается! — оповестили со стороны. И тем же голосом в другую сторону: — Прекраснейшая, вы слишком устали, перемещая сосуд сюда. Вам стоит…
— Хватит.
И вот этот голос отдавал хрусталем так, что звенел в голове. Я сощурилась, вглядываясь в темень, но сумела разглядеть лишь решетки. Адепты, склонившись, расходились в разные стороны, услышав в ее приказе дополнительные просьбы. Я не видела даже силуэта, но дрожала от напряжения. Грудь заметно сдавливало тягой вернуться к Ринсу, но я сосредоточилась на происходящем:
— Богиня?
Она рассмеялась. Так чудесно, что сердце сжалось от сладости. Показалось, что я вижу солнце — слепящее, на которое нельзя глянуть прямо, но притом я вижу непроницаемую темноту.
— Меня так начали называть. С некоторых пор, — все же ответила она. — Это льстит. Вероятно, кто-то решил, что это может льстить настолько, что я забуду обо всем остальном.
— Где вы? — меня от волнения и страха подводил голос.
— Здесь и везде. Странный вопрос. Но если ты ищешь человеческое тело, то меня его давно лишили. Дополнительная мера предосторожности. Неужели ты меня не видишь?