— Глаза закрой.
— Зачем?
— Потому что это не одно и то же, что летать с эйохом. Если тебя стошнит в моей спальне, то… да, тебе особо ничего и не сделаешь. Тогда завтра умрут все твои знакомые, которых я смогу отыскать, — он явно придумал на ходу, но угрозе я значение придала.
Я быстро зажмурилась, успев вспомнить из знакомых только Китти, а желудок подскочил к горлу от резкого рывка. Через секунду открыла глаза уже в комнате. Это на самом деле не напоминало полет — мгновенное перемещение из точки А в точку Б. Органы не сразу встали на место после такого потрясения, а я тем временем думала о своей глупости: когда мы с ним летели по небу в карете, я посчитала, что он рискует тем же, что и я. Да где уж там. Этот никогда ничем не рискует.
В этих покоях мне бывать не приходилось. Неправильно сформулировала: я надеялась, что никогда ноги моей не будет в этих покоях. Но мне как-то обычно не везет, могла бы уже и привыкнуть.
Пространства здесь хватало — спаленка с половину футбольного поля, но не квадратная, а закругляющаяся почти на весь этаж. Я сориентировалась: если пойти влево, то наверняка за резной дверью из светлого дерева начнется тот самый коридорчик, в котором я была вечером. Там что-то наподобие приемной, открытой для посетителей, а здесь начинаются уже личные покои, простирающиеся вправо. Я не стала рассматривать, что там дальше, споткнувшись взглядом о кровать. Ее можно было бы посчитать гигантской, но только до того, как вспомнишь, сколько у господина наложниц. Вздумай он пригласить их всех, то выйдет даже тесновато.
— Проходи, — поторопил айх, а я даже не заметила, когда он меня отпустил.
Я сделала несколько шагов, осматривая кресла, диваны, шкафы с изящными ножками. Здесь даже освещение было устроено иначе — такого я еще не видела: по потолку змеилась одна сплошная струя света, расходящегося по всему помещению. После ночного двора глазам требовалось привыкнуть к яркости. Я и делала вид, что привыкаю, щурясь, а сама соображала о дальнейших своих действиях.
Ринс скинул плащ на ближайшую софу, оставшись сверху обнаженным, и шагнул шкафу. Я все-таки рассматривала его спину, не в силах совладать с любопытством. Разумеется, сам господин меня стесняться и не думал. Все-таки орнамент мне не причудился: он тек от шеи по плечу, заканчиваясь острыми углами у самой лопатки. Чернее любой татуировки, как будто маркером нарисованный. Айх вынул с полки белую широкую рубаху — в точности такую же, как я уже одной ночью на нем видела — и натянул через голову, не трогая повязку на глазах. Я успела отвернуться в сторону до того, как он посмотрел на меня.