— Во сколько лет ты научилась читать, Катя?
— Не помню точно, лет в семь.
— Только в семь? — он явно был разочарован, а его разочарование обычно вызывает плохие последствия. — Почему так поздно? Ведь в твоем мире, как я понял, все грамотны, а книги доступны каждому?
Я развела руками, посчитав вопрос риторическим. Нормально, ничего не поздно. Как научили, так и научилась. Только лет с десяти я начала получать от этого удовольствие — тогда зачитывалась романами. Для меня это был побег от реальности, а не бесконтрольная жажда знаний, как бывает у некоторых. Да, читала я много, но никогда не бывала ботаничкой с извечной книгой в руках. Потому и смысла в его вопросах не видела. Как и он не видел — в моих ответах. Это было очевидно.
— Продолжай, Катя, что было дальше?
Заинтересовала его только Тамарка с ее сказками в тюремной камере. Он сделал почти тот же вывод, что и айх Ноттен:
— Вот тут признаки белой магии налицо, если от ее россказней всем действительно становилось легче. Даже у Тамарки они есть, а что у тебя? Ни единого признака, который можно было бы хоть за уши притянуть!
— Пожалуйста, не злитесь, айх Ринс, — я напряглась. — Я приложила все усилия, чтобы выполнить свою задачу.
— Я не злюсь. Пока. Злиться я буду еще через шесть подобных ночей, если так и не найду никакого результата. Может, проще сразу тебя убить, чем тратить время на пустое?
— Нет-нет, — возразила я уверенно. — Это точно не проще!
Его мой ответ рассмешил, и оттого атмосфера разрядилась. Ринс смотрел в окно, вновь погружаясь в мысли:
— И айх Ноттен ничего не разглядел, значит, этого нет на поверхности. Отвезти тебя в орден? Они там иногда даже в младенцах магию способны разглядеть. Но почему тогда ни я, ни он… Но связь есть. Между тобой и этой Тамаркой, которая явно была белым магом в той степени, в которой вообще магия в вашем мире присутствует. Тогда эти — ты их назвала «ученые»? — по какому-то признаку смогли вас объединить. Что-то между вами было общим. Расскажи теперь все, что знаешь о ней.
Не так уж и много я знала, и, конечно, эта информация ничего его размышлениям не прибавила. А утро близилось, задолго до своего появления сдавливая мозг тяжестью. И айх смилостивился, окинув взглядом мой вид:
— Ладно, на сегодня хватит. До завтрашней ночи я подумаю, как строить разговор, чтобы в нем было больше пользы.
Уточнила недоверчиво:
— Я сейчас могу идти?
— А зачем идти? Тебе работать через полтора часа, лучше уж не тратить полчаса из них на то, чтобы добраться до своей комнаты. Или здесь только я практичный до цинизма? Можешь полежать… да хоть где.