Бедный негр (Гальегос) - страница 53
— Замолчи! Как ты можешь…. Разумеется, на свете существует злоязычие, но, хорошо зная тебя, я не могу поверить, что ты к этому причастен, и уж никак не пойму, с какой стати ты хочешь выставить себя в дурном свете?
Как бы там ни было, все в округе почитали падре Медиавилья примерным пастырем и за его поведение, и за то усердие, с каким исполнял он свою христианскую миссию.
И поскольку своими проповедями, шуточками и побасенками падре Медиавилья веселил молодежь, приходившую к нему на «мессы», служившие, помимо всего прочего, весьма удобным местом для свиданий молодых людей, которые еще не согласовали своих намерений с родителями девушек, где они могли, луща початки, полюбезничать друг с другом, то никто из них не желал расставаться со знаменитыми ночными поклонениями маису.
Желая поладить и с богом и с чертом, как говорил падре, — или, иными словами, с простым людом и богатыми мантуанцами из его прихода (само собой разумеется, всегда сохраняя социальные различия, пока их не уничтожат другие), Медиавилья по-божески распределял «работу», на которую находилось немало охотников. Одну ночь лущили початки мантуанцы — отпрыски богатых коммерсантов, торговцев, владельцев асьенд, примерные христиане; правда, в такие вечера производительность труда была незначительна, — ведь руки барчуков были слишком нежны и слабы и скоро уставали от грубых лущилок. Другие ночи предназначались для детей какого-нибудь дядюшки Перенсехо — мелкого лавочника — или дядюшки Менганехо — портного или шкипера рыбачьего баркаса, а третьи ночи отводились для детей простого люда, для «мешочников» — эти были прямой противоположностью мантуанцев — много тогда бывало очищенных початков и много удалого веселья и крепких прибауток.
Огромный длинный стол на галерее дома священника; вокруг множество юношей и девушек, разбившихся на пары для пастушеской идиллии. Веселье, заигрывания парней с девушками из народа, безыскусная любовь даже в «ночи мантуанцев» — все это под бдительным, неусыпным оком представителя святой церкви.
— Приступим к молитве, да послужат нам четками лущилки, — начинал священник, осеняя себя крестным знамением, крепко зажав в левой руке кукурузный початок.
И под шепот молитвы звонко падали на стол зерна маиса.
— А теперь послушайте сказку. Однажды дядюшка Кролик…
Сказки про дядюшку Кролика и дядюшку Ягуара были коньком падре Медиавилья. В единоборстве хитрости и силы первая всегда выходила победительницей; насмешка всегда посрамляла глупость; олицетворением покорного смирения был дядюшка Кролик в холщовой рубахе, а чванливого высокомерия — дядюшка Ягуар. Причем дядюшку Кролика он прославлял как доброго христианина, а мантуанца, дядюшку Ягуара, так расписывал, что все надрывали животы от смеха.