Сесилио, дотоле отягощенный размышлениями над своей болезнью, теперь, словно ненужную оболочку, отбросив больную плоть, воспрянул духом и почувствовал себя необыкновенно бодрым и здоровым, о чем уже не мог и мечтать.
Прервав молчание, он обратился к отцу:
— Вы должны посвятить меня в дела управления асьендой; пока я здесь, вы могли бы хоть немного отдохнуть, — ведь вам это так необходимо.
— Сейчас необходимо отдохнуть тебе, а не мне, возразил дон Фермин. — Позже я постепенно передам тебе управление асьендой. Теперь она совсем не та, что раньше, как ты сам увидишь.
Луисана удовлетворенно улыбнулась. С этой минуты они ехали, оживленно разговаривая.
Господский дом, старый и полуразвалившийся, выглядел совсем заброшенным. Под тяжестью крыши осели и прогнулись балки, а стропила поросли буро-зеленым мхом и лишайником, занесенным сюда ветром; отсыревшие и покрытые плесенью стены потрескались; весь сад зарос бурьяном, ведущая к нему, выложенная каменными плитами дорожка заросла дроком и чертополохом. Росшие по сторонам тропинки высокие деревья сомкнулись над ней темно-зеленым сводом, под которым стало мрачно и сыро.
Желая отвлечь отца и брата от мрачных мыслей. Луисана, войдя в дом, тут же принялась строить планы: надо побелить комнаты, починить лестницы, в саду следует подрезать или срубить особенно разросшиеся деревья, — словом, почистить и прибрать сад так, чтобы было приятно взглянуть на него.
Несмотря на мрачный и печальный вид, старый, полуразвалившийся господский дом произвел на Сесилио приятное впечатление, и, когда Сесилио вступил под его своды, он почувствовал, как на душу его снизошло успокоение — впервые с тех пор, как он заболел и был обречен на тяжкое заточение. В этом укромном уголке, вот где он будет жить в мире и покое, вдали от людей, не чувствуя себя изгоем.
С умиротворенной душой Сесилио обрел это новое прибежище.
Весь день в доме царило, поддерживаемое всеобщими усилиями, оживление. Луисана хлопотала и распоряжалась по хозяйству, указывала, где расположить библиотеку Сесилио, и как следует ему жить дальше, и сколько понадобится ему прислуги. Сесилио даже несколько раз повторил, что он чувствует себя прекрасно и надеется скоро поправиться (он сказал это в утешение отцу), и дон Фермин уехал из асьенды, преисполненный надежд, и по возвращении в город подумал: «Может у него вовсе не то, что он думает. Врачи ведь часто ошибаются, и не только наши здешние коновалы, но и европейские светила».
Дон Фермин отвез Антонио Сеспедесу письмо, в котором Луисана просто и кратко объявляла жениху о своём решении не выходить за него замуж. Она уповала на его благородство и просила не досаждать ей расспросами и не стараться узнать о ней что-либо через других. Несколько дней спустя дон Фермин привез дочери сообщение о том, что Антонио Сеспедес покинул город.