— В чем дело! Чего еще ждут, почему не начинают праздник? Мы, для которых он устроен, уже давно собрались!
Наконец Хосе Тринидад, на правах управляющего асьендой, отдал долгожданный приказ музыкантам, и под зелеными арками, укрывшими майский крест, взревел фурруко, зарокотали мараки, забренчали гитары, и над зашумевшей, ликующей толпой в звездную ночь вознесся неведомый, полный неизбывной тоски, клич негров.
— Айро! Айро!
И начались фулии, наивные песнни, исполняемые хором натруженных голосов.
Майский крест, священный крест мой,
прихожу я для того,
чтоб излиться этой песней
у подножья твоего!
Айро, айро!
Уже не слышались слова куплетов, каждый, переиначив стихи на свой лад, пел, сообразуясь лишь с бешеным ритмом музыки, как вдруг, раздвинув толпу, вышел Хуан Коромото и, сделав знак певцам, чтобы они перестали петь, — так поступал обычно сказитель, желавший выступить, — крикнул:
— А ну-ка!
Музыка прекратилась, и певцы умолкли. Наступил час состязания сказителей — лучшее время празднества. Все стояли затаив дыхание, а молодой Коромото надменно расправлял плечи.
Выступал первый поэт в Ла-Фундасьон-де-Арриба, а для многих — лучший по всей округе. Но там был и Питирри, его поддерживало немало сторонников, он тоже, разомкнув кольцо зрителей, вышел, чтобы ответить сопернику, как подобало в такого рода состязаниях, в которые деревенские трубадуры вкладывали столько огня и страсти, что из-за плохого куплета (будь то уклонение от заданной первым сказителем темы, или повторы и топтание на месте с целью утомить противника, или просто желание выиграть время) они порой вступали в рукопашную схватку и состязание кончалось всеобщей потасовкой.
Коромото, вскинув голову и вперив взор в майский крест, на протяжении всего состязания не изменил позы — это строгое соблюдение песеннего ритуала дало ему возможность сохранить на лице вдохновенное выражение. Он начал неукоснительно строгое приветствие:
Мир тебе, хозяин дома,
счастье дочери твоей!
Шлю привет я всем знакомым
и кресту на алтаре!
Знаю я, что крест священный,
надо мне начать крестом,
но ведь крест еще смиренный:
помяну его потом.
Коромото славит крест,
первый раз средь этих…
Он сделал паузу, как и следовало сказителю, чтобы слушатели сами досказали последнее слово в строфе. Это был любопытный способ оценки искусства сказителя: ценность стихотворения зависела от того, сможет ли хор дополнить его так, как это было задумано автором. И Коромото закончил под единодушный возглас:
— Тютелька в тютельку! — восторженно вскричали поклонники Коромото. — А ну-ка поглядим, кто теперь, как полагается по обычаю, продолжит его стихи.