не кричу ему: «Постой-ка!
…И земля и небосвод —
очень хрупкая…
…постройка!»
— Здорово сказано! — кричат довольные сторонники Питирри.
Но Сесилио уже не слушал, как ответил Хуан Коромото. Ведь это он сам когда-то декламировал рабам знаменитые стихи Кальдерона, сам заронил в благодатную народную почву это драгоценное поэтическое зерно, которое дало такие нежные всходы среди, казалось бы, столь грубого бурьяна. И сейчас Сесилио испытал бы необыкновенное удовлетворение — такое же, какое он испытывал, слушая рыцарские романсы, перекочевавшие в деревенские куплеты, — если бы первые стихи, прочитанные Коромото, не навеяли на него, всецело поглощенного своим несчастьем, печальные воспоминания о других стихах, которые произносит Сехизмундо. О, как они подходили к его состоянию! Они даже чуть было не сорвались с его уст:
Торопить хочу я небо,
раз оно со мной так грозно…
Еще долгое время состязались Коромото и Питирри, импровизируя стихи на печальную тему, предложенную первым сказителем. Хосе Тринидад, видя, что разгоряченные трубадуры готовы сцепиться в рукопашной схватке, приказал снова запеть фулии, но Коромото, словно не слыша приказа, продолжал декламировать,
Пусть весьма учтивы бабы,
все изменщицы как есть!
Я хочу одно привесть
доказательство хотя бы:
стыд и срам забыла Ева
и ввела Адама в грех.
Но за то уж без помех
поднялось Познанья древо!
Хоть и зелен, хоть и густ,
все равно — засохнет…
…куст!
Педро Мигель, заметив, как ему показалось, насмешливую улыбку Луисаны, больше не смотрел в ту сторону, где сидели молодые хозяева. Теперь, услышав куплет Коромото, который явно не мог ей понравиться, он, вызывающе улыбнувшись, обернулся.
Но кресла, на которых они недавно сидели, были пусты. Педро Мигель, смахнув с губ ненужную улыбку, пробормотал:
— Ну и слава богу, что ушли эти воображалы.
Однако он почему-то сразу потерял всякий интерес к празднеству и вскоре уже сам шагал по дороге домой.
По другой дороге, ведущей к Большому дому, шел Сесилио, разглядывая безбрежное звездное небо и вполголоса взволнованно декламируя пришедший ему в голову романс:
Полночь бьет, душа в унынье,
петухам вольно кричать…
Из-за Клары, Клараниньи
светлый граф не может спать!
Граф, бессонницею мучась,
бродит — Клара неверна!
Жалко графа — только участь,
участь графа решена…
— Какая прелесть! — воскликнула Луисана, крепко сжимая локоть брата. — Прочитай его весь.
— Весь я уже не помню, — отвечал Сесилио. Помню только начало.
И, немного помолчав, добавил:
— А вот другой, который тоже на эту тему, я помню целиком:
Месяц май, счастливый месяц,