«Водопады? — Он судорожно пытался припомнить всё, что знал об этом месте. — Переход?»
Появления услужника он не заметил и, только обнаружив на скамье поднос, догадался поднять глаза. Давешний мальчишка молча застыл рядом, пытаясь выровнять сбившееся дыхание.
— Свободен, исчезни.
Его желание мгновенно исполнилось: услужка беззвучно растворился в неосвещённой части сада. Оказывается, за прозрачной крышей сада уже совсем стемнело и яркие шары гори-огня остались только там, где он сидел.
Огастос сердито зашвырнул вьюки на широкий стол, занимавший чуть ли не половину его нового жилища. Пол скрипел под ногами, по углам бахромилась пылью паутина, единственное окно без занавески не мыли лет сто…
Его действительно встретили. Смурной мужичонка, поблёскивающий умными глазками из-под мохнатых бровей, представился Врошшем, облапил смазливую хозяйку постоялого двора, пошептался с ней — и был таков, уводя присмиревшего, под словом, горлана и пообещав зайти завтра.
Огастосу пришлось вытерпеть недвусмысленные прикосновения широких бёдер хозяйки в тесном коридорчике второго этажа, и это — не считая всех масляных взглядов, которые вызывали у него одно желание — немедленно помыться.
Прощальный Лог оказался грязным небольшим городишкой с хаотичным нагромождением разных по стилю, достатку хозяев и времени постройки домов. Улицы, презрев всякую логику, петляли и обрывались в самых неожиданных местах. Везде проглядывали нашлёпки сырого зелёного мха — верный признак того, что недалёкие Водопады щедро делились влагой с этими местами. Едва различимый, но неумолчный гул тоже не позволял забыть об их близости.
«Спасибо, отец!» — ядовито подумал Огастос, плюхаясь на широкую и крепкую на вид кровать. Деревянная рама протестующе заскрипела, но выдержала. Узорчатое покрывало, как и бельё, оказалось на удивление чистым.
От одной мысли, что придётся спуститься вниз и пообщаться с хозяйкой, его замутило, но нужно было как-то обустраиваться в этой новой жизни. Огастос (Огги — так он теперь представлялся) вытянул руки и перебросил с одной ладони на другую голубой язычок холодного пламени. Его основная магия, ничем не пригодившаяся отпрыску самого богатого Дома Ариса, и впрямь могла сослужить неплохую службу здесь, на фронтире. Этот голубой огонёк, невинный и безобидный в его руках, творил чудеса в кузне, сплавляя и закаляя любой металл. Ножи, мечи и наконечники любых орудий приобретали благородный синий отлив, побывав в этом пламени, что о многом могло сказать тем, кто разбирался в кузнечном деле — магическая закалка дорогого стоила. Вот только породить такое пламя удавалось не всем. Когда-то Огги нравилось болтаться в большой кузне замка, намертво прилипнув к неразговорчивому оружейнику отца. Но его быстро лишили этого удовольствия, сочтя забаву неподходящей его положению. Как будто оно у него было, это положение… Он протяжно вздохнул и направился вниз — желудок настойчиво рекомендовал ему смириться с прилипчивостью хозяйки.