— Что это было? — тихо спросил он.
— Люди, — пожал плечами Гросс. — Нам здесь встречи ни к чему. В город мы должны попасть с другой стороны… И не забудь, ты — глухонемой. Держи рот закрытым. Можешь разве что помычать, для разнообразия. Пока мы не доберемся до одной моей приятельницы, ты всё-равно не поймешь ни слова.
— А как же Чара? — вдруг озаботился новой проблемой Рикон.
— Чара знает язык, — коротко ответил майстер Гросс.
Город показался Рикону неопрятным, даже грязным. Время шло к сумеркам, и он подумал, что в свете утра всё будет выглядеть ещё хуже. Правда, они плутали в переулках окраины, среди домиков с непривычными односкатными крышами и странными, округлыми навершиями дверей и окон. Покосившиеся, облепленные мхом стены и кривые щелястые заборы свидетельствовали о том, что жители городка вовсе не богаты. Но улица, не согласуясь с явной бедностью лачуг, была вымощена камнем. Да, неровно, но тем не менее… До Рикона не вдруг дошло, что это просто дань необходимости: в таком сыром месте здесь стояла бы непролазная грязь. Наконец, они свернули в короткий тупичок и маг негромко постучал в крепкую дверь невысокой бревенчатой постройки, по самые окна заросшей пушистым мхом.
Изнутри загремело, и дверь приоткрылась, а затем и вовсе распахнулась. Майстер проскользнул внутрь, Рикон последовал его примеру и оказался в тесной, слабо освещённой каморке, из которой внутрь домика вела другая дверь.
В квадратной комнате было светло — под косым потолком висел на кованой цепи стеклянный шар, внутри которого горел белый ровный огонь. Горел без дыма и чада, освещая низенького полного человечка, чьё лицо почти полностью скрывала курчавая рыжая борода, осунувшегося майстера Гросса и его самого, Рикона, в грязных до невозможности сапогах.
Майстер и хозяин домика обменялись тирадами гортанных слов, после чего Рикону было указано на крепкую лавку у стены, куда он и опустился, с наслаждением вытянув гудящие ноги. Скрипнула другая дверь, и седая старушенция в застиранном платье засуетилась у длинного стола. Майстер с рыжебородым продолжали свой гортанный разговор, а Рикон, с трудом удерживаясь от зевка, с большим усилием поднимал отяжелевшие веки — его разморило в тёплой комнате.
Он очнулся от прикосновения сухой тёплой ладони к щеке и заморгал, щурясь. Безжалостно высушенное временем, сморщенное лицо старухи было совсем близко от его лица. Блёклые глаза, почти полностью скрытые в складках набрякших век, смотрели ласково. Скрюченная кисть переместилась на его левую руку и держала неожиданно крепко.