– Нет, – ответила и помрачнела.
– Опять затронул твои тайны, – недовольно пробурчал магистр, но потом снова переключился на рассказ о статуях-защитниках. – Так вот, големы никогда живыми не были. Их из глины лепят. Наверное, ты знаешь, раз в школе училась, – снова ехидная улыбка. – А я не гончар, знаешь ли.
Подошла к очередной скульптуре. Это была женщина, красивое лицо, но излишне клыкастая улыбка развеивала всякие сомнения. Осторожно прикоснулась к искусно высеченным из камня пальцам, очень тонкая работа.
– Их высекал очень искусный мастер, – сказала я.
– Высекал? – рассмеялся магистр. – Я не только не гончар, но еще и не камнетес. Я некромант, если ты забыла. Это трупы.
Резко отдернула руку.
– Никогда не видела таких существ.
– И не увидишь. Их создал я. И да, по принципу действия это големы. Живыми они никогда не были, – а потом он взял мою руку и положил на свое создание, я попыталась вырваться, но магистр держал крепко. – Перестань их бояться. Или мы никогда не начнем обучение. Они совсем не противны на ощупь.
Самым несчастным взглядом уставилась на магистра. Даже себе я не могла объяснить, почему испытываю неприязнь к мертвецам. Это все равно, что некоторые боятся лягушек или мышей. Их я, к слову, не боялась, но только живых. Дохлую мышь ни за что бы в руки не взяла. Даже если покойник не воняет, вымыт, забальзамирован, мне все равно противно. А уж о полуразложившихся трупах и говорить нечего. Ох, мрак вселенский, как же с этим справиться?
– Идем, – магистр, наконец, отпустил мою руку и направился к лестнице.
На втором этаже оказалось много людей. Мертвых людей, которые, тем не менее, занимались совершенно обыденными делами. Перед большим зеркалом позировала мертвая леди в красивом наряде, служанка протирала перила, еще одна девушка катила перед собой тележку с посудой, совсем тощий, буквально обтянутый кожей скелет, услужливо открыл перед нами дверь.
***
Трапезная мне понравилась с первого взгляда. Никакой готики, вполне современная ресторация, весьма уютная. Огромное окно во всю стену открывало вид на Уранов лес и горы вдали, освещенные полуденным солнцем так, что вершины их казались золотистыми.
В углу за клавесином сидела светловолосая мертвая девушка и выводила печальную мелодию, ловко постукивая оголенными костяшками фаланг по клавишам.
– Она и при жизни любила музыку, – произнес магистр, с печалью глядя на клавесинистку. – Теперь это единственное, что она может делать.
– Мертвые ничего не помнят о своей жизни? – стало жаль девушку.
– Некоторые помнят. Зависит от того, насколько сильно разрушилось тело. У классических неупокоенных сохраняется часть ментального тела. Нора как раз одна из таких, но все сознание ее погружено в музыку. Она приходит сюда каждый день и играет. Но у большинства слуг даже части прежней личности не сохранено.