Вольский слушал меня очень внимательно. Потом встал, походил, как обычно, по комнате и наконец сказал:
— Видимо, все правильно. Я поручал это дело еще одному товарищу. Он доложил примерно то же. Значит, слухи — сплошная ложь. Быть Карташову кандидатом на должность командира танковой бригады... Кстати, Федор Иванович, как здоровье полковника Минасяна?
Василий Тимофеевич спрашивал о заместителе командира 32-й бригады.
— Ранение не из легких, но поправляется. Минасян — мой преподаватель по академии. Замечательный человек и командир... Я ведь, Василий Тимофеевич, встретил его на исходных в тот злополучный день. Видел, как он повел бригаду в атаку...
* * *
В первой половине ноября командарм все же перенес свой КП из грязного оврага в молодой лесок. Здесь было немного суше, но в землянке продолжалась та же «температурная история»: «Ожогин, подтопи... Ожогин, открой дверь...»
— Опять «сделали душегубку, — жаловался адъютант. — А у командарма по-прежнему повышенная температура...
На смену генералу Калиниченко приехал молодой энергичный генерал-майор Георгий Степанович Сидорович. Стройный, подчеркнуто подтянутый. Пришел он с должности начальника штаба корпуса, а еще недавно руководил армейской разведкой, где научился тщательно анализировать обстановку и избегать поспешных выводов. Отлично эрудированный и общительный, он сразу вошел в деловой контакт со всеми начальниками служб и отделов. Восстановилось и мое «взаимодействие» со штабом.
Вскоре Военный совет армии принял решение усилить одни части за счет других техникой и личным составом. «И моя докладная, видно, не оказалась холостым выстрелом», — обрадовался я.
Практическое осуществление этих мероприятий командующий поручил Д. И. Заеву. Со свойственной Дмитрию Ивановичу энергией он решительно взялся за работу и быстро переукомллектовал танковые бригады корпусов, сосредоточив материальную часть в двух бригадах каждого корпуса. Отобрал лишний офицерский состав, «бестанковые» экипажи отвел в тыл и организовал там нечто вроде учебного центра.
Войска постепенно сужали кольцо окружения. Наши боевые машины жили вторую, даже третью жизнь. Н. П. Белянчев сообщил, что на 15 ноября оставшиеся в строю танки и САУ отработали до 250 мото-часов и прошли до 2200 километров. По донесению А. И. Гольденштейна, оставшиеся в строю танки корпуса тоже отработали до 250 мото-часов и покрыли до 3000 километров. Поломки и неисправности из-за износа и перегрузок продолжали увеличиваться. Ремонтников теперь не хватало, и им дружно помогали экипажи.