Пули летели в Диму целым роем, но враг мазал. Несколько, все же, попали — в награды на тельняшке, но сразу отрикошетили. Парень стрелял без устали, и неудивительно, что патроны вскоре закончились.
А рядом ревел двигателем танк. Бил перестуком поршней по мозгам. Боец уклонился от одного снаряда, второй — отбил прикладом автомата. Но танк все приближался, и уже вот-вот начнет давить гусеницами.
Герой уже снял пояс с гранатами, чтобы рвануть себя вместе с танком. Представил, как его посмертно награждают, как хоронят, салютуя из винтовок, как плачет мама, принося на могилу пирожки…
Ох, эти пирожки! С яйцом и луком. Еще с ливером. И самые вкусные — с грушей и яблоком. Батя делает из яблок офигенную наливку… да и вот он тоже — на кладбище, рядом с маменькой! Утешает супругу, и выпивает, не чокаясь, целый стакан наливки. Чертовски хорошая наливка! С кем же отец будет пить, если не станет сына? Его же там, в могиле, едят жуки и черви. А еще в земле темно, сыро и противно…
— Нет!
Отбросив в сторону пояс с гранатами, Дима встал на колени, подняв руки. Прямо перед надвигающимся танком.
— Не убивайте! Я сдаюсь!
Враг оставался глух к мольбам. Тяжелая боевая машина, долбя грохотом двигателя по мозгам, все приближалась.
— Умоляю, пощадите!
Парень успел откатиться в сторону за секунду до того, как его раздавила бы гусеница…
… и грохнулся с дивана.
Счастье! Какое счастье! Дима — у себя дома. Лежит на полу, рядом с разбитой тарелкой, которую грохнул вчера, по пьяному делу. Но прибраться уже был не в состоянии.
Башка трещала — неимоверно. Полюбому спирт паленый. Только бабке ее сморщенную задницу мазать. Во рту — словно табун лошадей насрал.
И грохот никуда не делся. Лишь теперь парень смог его идифи… идио… идентифицировать. Стучал перфоратор в соседней квартире — как раз у старухи.
— Фашисты… — прошипел алкоголик.
Нащупав телефон, он посмотрел на часы. 13:30 утра! И кому это приспичило в такую рань долбить перфоратором? Ежу понятно — только фашистам!
Обхватив руками голову, чтобы мозги не выпали, Дима проковылял в ванную, где открыл кран и припал к нему, утоляя жажду. Напившись, парень подставил под воду и голову. Стало несколько лучше. Но инструмент не умолкал.
— Фашисты… — повторил Дима.
Ясность рассудка постепенно возвращалась, но голова все еще трещала. Плюясь ругательствами, парень вышел в подъезд и утопил кнопку звонка. Трезвонить пришлось долго — из-за шума перфоратора никто не слышал посетителя. Только когда долбежка прекратилась — в коридоре раздались шаги. Но не такие, как вчера, бабкины — другие. Упругая, твердая походка.