Переодевшегося Петрова, беру в оборот.
- Команда была выползать на поле?
- Нет.
- Недисциплинированность одного - гибель остальных. То, что ты Петров присяги не принимал, значения не имеет. Немцу все равно кто перед ним. Не дай бог повторится такая инициатива, выгоню на хер. Один пойдешь.
- Виноват, товарищ комиссар!
- Запомни, Вергилий! Сейчас дуй к Плотникову, скажи ему, чтобы рота подтянулась к ночи в 'перелесок'.
- Слушаюсь!
- Не слушаюсь, а есть!
- Есть, товарищ комиссар!
Одеть, обуть и вооружить людей за ночь, надо использовать такую возможность. То, что красноармейцы принявшие здесь последний бой, отдавшие все, что возможно, будут ограблены и раздеты, не играло в моих глазах, никакой роли. Я даже об этом не думал. Вещи и оружие нужны живым.
* * *
Движение по дороге не прекратилось и с наступлением темноты, но такой интенсивности как днем уже не было. Пехоты видно не было, но машины продолжали ехать по дороге, освещая себе путь фарами. Никакого синего света, обнаглевшие захватчики использовали фары как полноценный источник освещения ничуть не заморачиваясь на светомаскировку.
Пленных, конечно, тоже не было, и вражеская пехота видимо посапывала в две дырочки, но вот грузовики ехали, и бронетранспортеры среди них имелись. Перейти дорогу, было практически не возможно, заметят и тут же устроят кровавую баню. Немцы воевать, ночью не привыкли, да и моему воинству ночной бой не потянуть. Пока. Еще. Навыков по отражению атаки у немцев никто не отнимал, а уж пресечь попытку перехода дороги , для них - 'семечки'. Ладно, пока не будем пересекать дорогу, у нас задача другая. Обмундироваться и вооружиться. Надо пользоваться слабым движением на дороге.
Ползанье по полю боя, с вытаскиванием погибших красноармейцев, раздеванием их, учетом винтовок, патронов, иногда гранат, превратилось под покровом ночи в тяжелую, скорбную работу. Особенно тяжело было снимать сапоги с убитых. Трупное окоченение никто не отменял, поэтому людям, которые держали очередной труп, пока двое сдергивали сапог приходилось очень тяжело. Мертвецы уже ощутимо пованивали, и надевать на себя форму погибших никто не спешил.
Двадцать человек копали могилу, у 'подлеска', десять раздевали покойников, выламывая окоченевшие конечности, остальные подтаскивали погибших, оружие и снаряжение. Патронов было очень мало, не больше чем по одной, две обойме на ствол.
Самое тяжелое моральное испытание было в захоронении трупов сгоревших танкистов.
К утру, практически все мои мобилизованные, были снабжены формой. Неважно, что были пятна на рваных гимнастерках и запах мертвечины. По своему опыту знаю, что кровь вполне отмывается в холодной воде, дырки можно заштопать, а запах выветрится после стирки.