- Тих?
- Я это, я. Α ты кого, Рыцаря хотела увидеть?!
И морда такая лукавая. Рыцаря… Ядовитые изумрудные очи, блеснувшие когти на руках и тьма, что пропитывает каҗдую клеточку его тела. Красивее мужчины она в жизни не встречала. Невероятный, опасный хищник.
- Если захочу умереть – непременно твоего Рыцаря позову, - проворчала. И не смогла сдержать любопытства. - А звать его как? Знаешь?
Тихий фырк – и хитрый прищур бусинок-глаз. Не скажет, зуб дает, не скажет…
- Есть да не про твою честь, букашечка.
- Что ещё за прозвища?!
Самой было стыдно, что так обмишурилась. Фэйри не называют своих имен смертным. Фэйри назовут свое истинное имя только тому, кому доверят свою жизнь.
Загремела котелками. Сил готoвить совсем нет – хорошо хоть вчерашняя каша впoлне съедобна. Как раз придется поделить и так небольшую порцию пополам.
Только села, стиснув зубы и стирая пот со лба, только показалось, что дикая ломота чуть отступила, как дверь, не церемонясь, распахнули с оглушительным хлопком. Невольно вжала голову в плечи, уже подозревая, кто пожаловал.
В избу, не стесняясь, буквально вплыла, хмуря толстые, почти сросшиеся брови, сама тетка Сайнара. Её необъятные размеры в тесной комнатушке еле помещались.
- Ну шо, Αйка, зелий наварила? – громыхнул голос, яростно заблестели водянистые глаза.
Синяки на спине зачесались напоминанием о грозящей расправе. Да только… что по пустому говорить? Даже если бы могла - она бы не стала приворот варить, пусть матери икается на том свете! Та сильная ведьма была. Сильная и злая, на весь мир обиженная, ничем не брезговала – какие только гости к ней не приезжали. А она – бездарность. Даже если всю себя выжмет до капли, зелья не выйдет. Но разве объяснишь это озверевшей от вседозволенности бабе?
Встала осторожно, стараясь оказаться ближе к двери.
- Нет, данэ Сайнара, не сварила, – опустила глаза, чувствуя, как скручивает от страха внутренности. Убьет, как есть убьет! – говорила ведь – не смогу я. Маменька сильной колдуньей была, а у меня силы вовсе нет.
- Девонька-ааа, - почти тихое, почти ласковое – аж мурашки по коже, - бедолажка ты, богами обиженная, - толстые руки с пудовыми кулаками качнулись, словнo в сожалении. - Какого бхгура я должна тебе наказы повторять, убогая!
Кулачище проворно врезался в бок – не успела отойти, просто не подготовилась - заставляя упасть на колени, хватая ртом воздух. Как же больно-то! Рядом кто-то заверещал – и огромный чугунок прыгнул Сайнаре прямо в лоб, да только чуть не попал – но опрокинул сестру старосты наземь. Тишина – долгая, звенящая, нарушающаяся только её собственным отрывистым дыханием.