Луцерн невольно отступил на шаг, кожей ощущая исходящую от девушки ярость.
— Госпожа, тебе было плохо со мной?!
— Неважно! Я не хотела этого! Я хотела учиться! Стать алхимиком!
— Люди не имеют права заниматься магическим ремеслом, ни одним, — с сожалением напомнил Луцерн.
— Кто это сказал, кто? Кто-то из разумных? А кто их назвал разумными? Кто дал им право унижать и заставлять работать на себя? Луцерн, кто всё это сделал? Разве не они? — Лин почувствовала внезапную слабость, опустилась на пол и расплакалась.
— То есть… тебе не понравилось то, что было между нами? — неуверенно спросил оборотень.
Лин ненадолго подняла на него взгляд, кивнула, и снова разрыдалась. Как, как объяснить, что даже если телу предательски приятно, то разум мечется в панике, пока реальность не закроет нега? Как показать, что после душу рвёт на клочки от того, что ты не можешь выбирать, не можешь самостоятельно отвечать за свою жизнь?
Да, их с детства учили быть покорными. Быть безмолвными слугами, готовыми пожертвовать жизнью ради господина. Кому-то это подходит. Но что делать, если ты не кто-то? Если не хочешь больше пресмыкаться? Хочешь жить!
— Госпожа? — позвал её Луцерн.
— Да… Я не знаю, что тебе ответить, — она подняла на него зарёванное лицо и попыталась улыбнуться. — То, что ты делал… Да, это было приятно. Демоны побери, я думаю, многие мои знакомые сказали бы, что ты прекрасный любовник, вот только… Я тебя не хотела. Понимаешь?
Оборотень не знал, что на это ответить. Стоял рядом и молчал, глядя на сжавшуюся в комок девушку. Слышать, что эта человечка не желала его, было больно. Это задевало гордость, самолюбие… Ведь он так старался для неё! Но стоило поставить себя хоть на мгновение на её место, становилось просто страшно. По спине пробегал холодок от одной мысли, что кто-то может вот так просто взять и лишить его воли. И при этом ему, Луцерн, придётся улыбаться и делать вид, что всё в порядке! Нет, определённо, так не должно быть.
Оборотень сел рядом с Айлин, положил её голову себе на колени и принялся поглаживать по спине, успокаивая.
— Я, наверное, и на десятую долю не смогу понять, что именно ты чувствуешь, госпожа, но… Скажи мне. Ты хочешь жить? — Он спрашивал не у неё, было ясно и так, что хочет. Иначе бы не искала способа угодить ему. — Тогда тебе пригодится моя помощь. Декан Ириан… любитель всяческих… развлечений, давай скажем так.
Айлин постепенно успокаивалась. Внутри было всё так же противно и гадко, но буря улеглась. Что толку в крике, если его не услышат? Что толку в слезах, если от них становится только больнее?