— Нет ничего лучше горячего женского тела перед завтраком, — в голосе Санникова будто звон треснувшего и разлетевшегося на осколки стекла. — И после него.
Черт. Я ведь так и стою в нескольких шагах от стола. Даже приблизиться не решаюсь. Как дешевая проститутка, которую осматривает заказчик, чтобы одобрить или забраковать. Но сейчас понимаю, что явиться вот так, в одном полотенце, да еще и настолько коротком, что едва прикрывает ягодицы, было просто ужасной идеей! Это после душа выглядело еще более-менее прилично, пока я в своей комнате, перед зеркалом была. Даже где-то на уровне вызова этому монстру.
А теперь…
Стоя перед ним, полностью одетым, рассматривая его огромные руки с переплетенными жгутами вздувшихся вен под закатанными рукавами рубашки, понимаю, что выгляжу так, как будто предлагать себя пришла! Ну, или реально, как какая-то секс-рабыня. Всегда и на все готовая!
Черт! Ну почему мне даже в голову не пришло, что можно было завернуться в простыню или в покрывало? Тоже не лучший вариант, слишком интимно, но все же… Может, сошло бы не за сексуальную готовность, а за закос на привидение?
Черт!
— Тебя этому в агентстве твоем модельном научили?
Санников срывается со стула, тут же оказываясь рядом.
Ноздри раздуваются просто до дикости, челюсти хрустят.
— Да, сладкая принцесса? Там таких привычек набралась? Кого так по утрам встречала? Заказчиков? Или хозяина модельного дома?
— Или решила одуматься?
Наклоняется надо мной, и запах чужих духов резко бьет в нос. Будто пачкает кожу, — омерзительно, грязно, до невыносимого зуда, как аллергия или раздражение. Отмыться хочется.
Резко отшатываюсь, видя, как ярость в глазах Санников сменяется уже на настоящую злость. Бушующую. Даже дышит со скрипом сжатых зубов.
— Поняла, что так со мной будет проще?
Дергает на себя за кромку полотенца. Хватает стальной хваткой не слишком туго завязанный на груди узел.
— перестала играть в гордячку, да. принцесса? Правильно, хозяину нужно прислуживать. Стараться его порадовать. Удовлетворять еще до того, как ему чего-то захотелось.
Каждое слово — удар. В каждой букве, что вылетает из его сжатых побелевших губ — пощечина.
Хлесткая, даже кажется, что я слышу, как свистит воздух от размаха рукой.
Такая, от которой челюсть жжет, а голова дергается в сторону.
Резко вскидываю руки, чтобы не дать ему сорвать полотенце. И тут же одергиваю — будто током бьет, когда соприкасаюсь с его руками.
И яд. Медленный, тягучий яд ненависти растекается по венам.
Самое обидное. — он ведь прав.
Я сама согласилась на эту отвратительную сделку.